Этой весной в Красноярске состоялось вручение новых краевых премий за достижения в культуре и искусстве. Первым лауреатом премии имени Д. А. Хворостовского в области оперного искусства стала заслуженная артистка России Вера Баранова. Ведущая солистка Красноярской оперы известна не только как талантливая певица, но и как педагог: ее ученики работают в разных театрах страны. А в прошлом году Вера Павловна возглавила кафедру сольного пения и оперной подготовки Сибирского института искусств.

– Ваш институт носит имя Хворостовского, вы председатель и соучредитель Фонда Дмитрия Хворостовского. А когда вы впервые услышали об этом певце?

– Он окончил институт в тот год, когда я туда поступала, и вскоре уехал из Красноярска. Но ещё обучаясь в училище искусств, я не раз бывала на его спектаклях в нашей опере – он начал там работать в студенческие годы. А когда позже приезжал с концертами, всегда старалась на них попасть. Помню, после очередного выступления подошла к нему подписать программку на память, стала говорить комплименты. Он рассеянно поблагодарил – привык к проявлениям зрительской любви. И вдруг стоявший рядом с ним его папа сказал: «Дима, слушай ее! Это очень хорошая певица, я мечтаю, чтобы вы с ней что-нибудь спели!» Мы с Александром Степановичем однажды исполняли романсы в программе с Красноярским камерным оркестром, и он меня запомнил. Дима посмотрел на меня заинтересованно. Но, к сожалению, встретиться с ним на одной сцене нам так и не довелось.

– У вас на кафедре на стенах – портреты певца, афиши с Фестиваля Дмитрия Хворостовского. Стимул для студентов?

– Безусловно – пусть видят, каких высот добился выпускник их института, и стремятся к тому же. 12 октября у нас прошёл потрясающий концерт памяти Хворостовского и его педагога Екатерины Константиновны Иофель, а 20 марта мы провели на кафедре День открытых дверей и посвятили его ещё одной легендарной личности, содействовавшей становлению оперного искусства в Красноярске – тенору Петру Ивановичу Словцову. Он со своей женой Маргаритой Николаевной Риоли-Словцовой сто лет назад способствовал появлению в городе Народной консерватории, они создали здесь оперную студию. Таких людей надо помнить и чтить, важно знать зарождение наших культурных традиций – понимание этого, считаю, тоже мотивирует будущих оперных певцов. Мы теперь каждый сезон будем непременно проводить два таких памятных концерта, осенью и весной, с участием не только студентов, но и педагогов кафедры.

На следующий учебный год нам увеличили набор с пяти до одиннадцати человек, и нужно ещё привлечь молодых педагогов, иначе мы с таким наплывом не справимся. На кафедру уже пришли Александра Черпакова и Надежда Комарова, обе оперные солистки. Преподаватель из Санкт-Петербургской консерватории Мария Германовна Людько теперь еженедельно ведёт для наших певцов в прямом эфире класс вокальной фонетики. При содействии Фонда Дмитрия Хворостовского регулярно проводим мастер-классы профессиональных коучей – например, Томас Бауэр из Германии недавно два дня обучал студентов, как петь немецкую музыку, Лука Де Марки занимался с ними барочной музыкой, хочу ещё французов привезти. Вообще стремимся всё делать для того, чтобы людям хотелось сюда приходить – заниматься, слушать друг друга, готовить новые программы. И ремонт на кафедре сделали с той же целью. А главная задача – учить так, чтобы наши выпускники гордились своим вузом и могли петь везде, были конкурентоспособны на мировой сцене.

– Как воспитать вкус оперного певца, особенно, если он пришёл в эту профессию из другой сферы? 

– Могу судить по своему опыту. В юности окончила медицинское училище, работала медсестрой, параллельно пела эстраду на танцах – и не имела ни малейшего представления не только об опере, но и вообще о классической музыке. Родители мои были далеки от неё, в концертные залы и театры меня не водили, в музыкальной школе я не училась. Классика у меня ассоциировалась исключительно с похоронами членов Политбюро – когда умирал кто-то из советских генсеков, она по три дня звучала по радио и телевидению. И вот в Красноярске в 1983 году после ремонта открылся ресторан «Север», на тот момент – самый крутой ресторан в городе. Там, разумеется, понадобился музыкальный ансамбль, через кастинг взяли одну из лучших групп в городе, а в ней не хватало вокалистки. Музыканты прошли по всем местным эстрадным коллективам и выбрали меня. Мне было 19 лет, я пела в ДК 1 Мая. От приглашения, конечно же, не отказалась – в те годы было очень престижно петь в ресторанах, это не считалось чем-то зазорным. Все группы, в них работавшие, входили в профессиональную организацию «Объединение музыкальных ансамблей». Но когда я устраивалась туда на работу, меня приняли с условием, что получу вокальное образование – а я тогда даже нот не знала, песни учила на слух.

Пришла поступать в училище искусств, выбрала себе педагога – мне очень понравилась Мария Евгеньевна Обнорская, сразу заявила ей, что хочу учиться только у неё. И хотя на вступительных экзаменах все исполняли оперные арии и романсы, а я спела песню Матвея Блантера «Полюбила я парнишку, а завлечь не завлекла», меня все равно приняли. Как сказала потом Мария Евгеньевна – за улыбку. При этом никто не заметил, что я беременна. А когда в сентябре пришла уже с большим животом, Мария Евгеньевна чуть в обморок не упала. (Смеётся.) Но я её успокоила – мол, мне некогда сидеть в декретном отпуске, буду учиться. Так началось погружение в мир классической музыки – Мария Евгеньевна за год поменяла мое представление о ней, я открыла для себя, насколько красиво это искусство. Спасибо также нашему педагогу по музыкальной литературе Любови Георгиевне Лаврушевой – она заставляла нас не только смотреть оперные спектакли, но и писать обзоры об увиденном, анализировать. В театре тогда оперы исполнялись регулярно, по три спектакля в неделю. И я начала проникаться.

– Вера Павловна, а внутреннего сопротивления не ощущали? Все-таки, сразу после эстрады резко окунуться в классику – разве это не было для вас непривычно?

– Нет, хотя я пришла только за дипломом и поначалу думала, что днём буду учиться, а по вечерам петь в ресторане. Не получилось. Невозможно совмещать классический вокал с эстрадным – другая постановка голоса, так его и потерять недолго. И после декрета в «Север» я уже не вернулась. К тому же мне стало интересно овладеть классическим вокалом. Поступила с диапазоном в октаву, у меня ни верхних нот не было, ни нижних. А когда выпускалась из училища, уже могла взять ми бемоль третьей октавы. Ну а к моему окончанию института петь в опере стало модно. Особенно после прорыва Хворостовского – стало понятно, что выступать можно не только в Сибири и в России, но и по всему миру.

Я цельный человек: когда чего-то очень хочу – непременно добиваюсь. С меня родители всегда очень много требовали – тому, чем занималась, должна была отдаваться по максимуму. Если прыгала, то выше всех, если занималась волейболом в школе, мне важно было стать капитаном команды, и никак иначе. Либо, если что-то было неинтересно, вообще за это не бралась. Например, плавать так и не научилась – боюсь воды. А когда начала учиться пению, настроилась на это всерьёз.

– Как удавалось сохранять свой голос и развиваться от партии к партии? Помнится, вы даже отказались от одной роли – в тот момент она была вам не по голосу.

– Да, я когда-то отказалась от Эльвиры в «Дон Жуане» Моцарта, потому что прежде мой голос был намного выше, и не хватало технических навыков, как сейчас – понимание, как правильно исполнять такую партию, пришло лишь с опытом. А тогда я в процессе репетиций с ужасом ощутила, что теряю верхние ноты. И написала заявление с просьбой освободить меня от этой партии, поскольку она пагубно отражалась на моём голосе. За что меня пять лет не занимали в новых постановках, и пережить такое отношение было непросто – испытала тогда некоторую растерянность. Зато сохранила голос. Сказала, что хочу, как Джоан Сазерленд, уйти со сцены в 60 лет в прекрасной форме. И упорно к этому шла, не поддаваясь на провокации. Когда на меня перестали обращать внимание в театре, получила в Москве второе высшее образование как менеджер социально-культурной деятельности. Параллельно занималась сольными концертами, презентовала несколько дисков. И студентов своих учу тому же – петь своё и только своё.

– Как молодому артисту не повестись на соблазны новых партий, а порой и на прессинг со стороны театрального руководства? В русском репертуарном театре спектакли на потоке, особенно, если голосов не хватает – занимают, не всегда заботясь о вокальных возможностях певцов.

– Мне кажется, моему поколению было сложнее этому противостоять и не поддаваться на искушения и провокации. Сегодня молодые певцы лучше понимают, где хотят состояться – в опере или в камерной музыке. Благодаря Анне Нетребко и Дмитрию Хворостовскому, немало популяризировавшим эту профессию, молодёжь осознала, что в ней можно добиться успеха. А что для этого нужно? Всегда говорю студентам: чтобы нас захотел продвигать какой-то импресарио, необходимо доказать, что именно на нас пойдёт публика, и он сможет на этом заработать. Важно уметь показать товар лицом, в комплексе: певец должен быть красив, статен, вокально хорошо обучен, с правильной постановкой голоса. И, помимо всего прочего, он должен быть умён.

– Что вы вкладываете в это определение – умный артист?

– Это человек, понимающий, как важно жить в постоянном режиме, с определённым питанием, отказываться от всего, что вырабатывает желчь и слизь, оседающие в итоге на связках. Сахар вызывает насморк и ослабляет иммунитет – певцам категорически противопоказано сладкое. Ещё одно обязательное условие – начитанность, необходимо понимать, о чем поёшь. Есть певцы-дураки: Бог одарил их голосом, но они не поют, а блажат, ничего в свой образ не вкладывая. Мои студенты знают: когда я даю на занятиях оперную арию, им нужно изучить, в какой момент герой её исполняет, что с ним до этого произошло, кто автор либретто, из чего родилась музыка, что композитор хочет ею сказать? Например, прежде чем написать романс «Пробуждение», Габриэль Форе пережил большую трагедию. Он очень сильно любил одну девушку, но родители выдали её замуж за другого человека. Композитор ушёл в такую депрессию, что два года не прикасался к роялю. И первым сочинением после его возвращения к жизни стало «Пробуждение». Когда певец знает подобные тонкости, он уже просто психологически не сможет исполнять этот романс бравурно. В этом и заключается ум вокалиста – в осознанном пении.

Мне очень нравится, как Дмитрий Хворостовский отвечал на вопрос, как он добился особенного звучания в том или ином произведении: «Я ничего нового не делаю – просто пою, что написал композитор». Я тоже прошу своих учеников не гнать отсебятину. Не придумать эмоцию, а показать то, что хотел выразить автор. А если кто-то приходит вдруг неподготовленным, просто заканчиваю урок. К счастью, такое случается крайне редко – мои студенты хотят развиваться, ценят наше совместное время, уважают себя и других.

– Режиссёры в своих постановках не раз отталкивались от вашей индивидуальности, на протяжении всей карьеры вы почти всегда выходили в премьерах. Как удаётся этого добиться?

– Только трудом. Начинала с партии Сюзанны в «Свадьбе Фигаро» – дебютировала в ней на выпуске из института. Очень хорошая была традиция, надеюсь, наш театр к ней вернется – это помогает молодым артистам сразу показать себя труппе, а кому-то и преодолеть страх большой сцены. В начале пути, когда мы со Светланой Кольяновой пришли в театр, нам повезло – руководство решило делать ставку на молодёжь, и уже в первые сезоны я спела сразу несколько больших партий: Каролину в «Тайном браке», Эмму в «Хованщине», Маженку в «Проданной невесте», быстро ввелась в «Риголетто» на партию Джильды. А ещё быстрее – на роль Золушки: влетела в спектакль за неделю и потом лет 15 её исполняла, мы объехали с этой сказкой на гастролях весь край. Всё шло по нарастающей: на нас с Кольяновой поставили «Дочь полка», потом я вошла в «Травиату». Но лишь после того, как именно мне доверили петь Марфу в премьере «Царской невесты», поверила в себя по-настоящему. Хотя партию репетировали несколько певиц, и я даже не надеялась, что выберут меня.

Собственно, так было всегда – никогда никого не подсиживала, не интриговала, не выпрашивала роли. Просто приходила на все репетиции максимально подготовленной и утверждала своё первенство в честной конкуренции. Когда режиссёр Надежда Столбова и дирижёр Дмитрий Волосников взялись за новую постановку «Травиаты», меня на роль Виолетты поначалу не рассматривали уже по возрасту. Но когда никто, кроме меня, не смог вокально передать характер этой героини, её нутро, постановщики срочно перестроили концепцию спектакля. То же самое было в работе над оперой Доницетти: посмотрев либретто, поняла, что могу претендовать только на одну роль – Примадонны Дарьи. Так я и пришла на кастинг сразу в этом образе и комично её изобразила. После чего режиссёр Алексей Франдетти сказал, что у него сложилась лишь одна Примадонна – Баранова. Но кто мешал другим подготовиться и показать себя с лучшей стороны?

– Что, на ваш взгляд, высший пилотаж для оперного певца?

– Мне кажется, любая партия – это высший пилотаж. Даже в маленьком эпизоде ты должен выйти и сделать всё по высшему стандарту – отвечая за каждую ноту, за своё здоровье и внешний вид, не разочаровать ожидания зрителей. Всегда стремлюсь научиться чему-то новому. Мне было очень приятно, когда Ирина Игоревна Долженко, солистка Большого театра и прежний худрук нашей оперной труппы, привезла в Красноярск выдающихся оперных педагогов, и Юрий Михайлович Статник после мастер-класса спросил меня: «Как тебе удалось так хорошо сохранить голос?» Это высокое признание большого артиста, потому что в моём возрасте многие уже не поют. Или когда несколько лет назад я согласилась петь герцогиню Кракиторпи в «Дочери полка», то в качестве вставной арии взяла не что-нибудь, а сложнейшую арию Лючии ди Ламмермур, со всеми каденциями. Хотя можно было спеть и что-нибудь попроще. Но я не хочу опускать планку. Считаю, что если не можешь петь – уходи из театра.

– Помимо оперы, вы часто выступаете с концертами – пели и с симфоническим оркестром, и с камерным, и с оркестром народных инструментов, исполняете романсы, барочную музыку, народные песни. Почему всё-таки предпочли работу в театре, а не в филармонии?

– Меня не раз звали в Красноярскую филармонию, даже квартиру обещали. Но не согласилась. Потому что как солистку оперы меня приглашают туда для участия в особо важных концертах, и я совершенно не готова отказаться от спектаклей и полностью погрузиться в концертные программы. Я люблю оперу и не представляю своей жизни без театра.

– В начале нулевых вас приглашали в Санкт-Петербург в Михайловский театр. Почему предпочли остаться в Красноярске?

– Когда тогдашний губернатор Александр Иванович Лебедь узнал, что я подумываю об отъезде, сразу предложил мне квартиру в центре города – он не раз бывал на моих концертах и ценил. Я уже получила звание заслуженной артистки России, но жила далеко от театра, подолгу добиралась до работы – условия были не самые лучшие, и удобное жильё стало серьезным аргументом. К тому же мой сын в тот год оканчивал школу, здесь в его поступлении в вуз я не сомневалась – его будущее было для меня важнее большой карьеры. А параллельно вновь стала востребованной в театре, и на заграничные гастроли выезжала. Так и осталась, о чём нисколько не жалею. Хотя понадобились годы, чтобы осознать: всё, что ни делается – действительно к лучшему. Прежде очень переживала, когда что-то не сбывалось, порой до слёз расстраивалась. А потом поняла: то, что должно было случиться, со мной произошло. Никогда не видела себя заведующей кафедрой, вообще не предполагала, что настолько сроднюсь с институтом – и вот я уже много лет здесь, и мне это в радость. Согласилась попробовать и втянулась – убедилась, что способна обучать других, и студенты ко мне тянутся, многие хотят заниматься именно у меня.

– Вы сама у молодых чему-то учитесь?

– Конечно, это взаимный процесс. Я у них учусь ещё большей ответственности. На уроках постоянно рекомендую им, кого из звёзд мировой оперы послушать, показываю голосом, как и что нужно исполнять, где у них ошибки. А когда сама выхожу на сцену, знаю, что в зале мои студенты, и я просто не имею права ударить в грязь лицом.

Елена КОНОВАЛОВА
Культура24, 26 апреля 2021 года