Балетный сезон в Красноярске открылся гастролями московского театра «Кремлевский балет». Столичные гости представили публике три спектакля — балеты «Эсмеральда», «Снегурочка» и «Руслан и Людмила». Но, несмотря на громкое имя театра и помпезную предгастрольную рекламу, уровень постановок художественного руководителя «Кремлевского балета» Андрея Петрова и мастерства его труппы оказался весьма далек от обещанного.

Готичненько

Гастроли кремлевцев начались с «Эсмеральды». Этот балет Жюля Перро за свою полуторавековую историю претерпел немало изменений на российской балетной сцене. Спектакль на музыку Пуни и Дриго, по-своему интерпретируя, ставили известные хореографы Мариус Петипа, Агриппина Ваганова и Владимир Бурмейстер. Андрей Петров в своей редакции попытался соединить фрагменты сразу из всех этих версий, добавив собственные номера. В итоге получился весьма коряво слепленный микс, где все драматические сюжетные перипетии романа Гюго выглядят как мыльная опера.

Начать с того, что Эсмеральда в этом спектакле напоминает Барби. Кристина Кретова танцует свою партию чистенько, старательно — даже чересчур ровно и старательно. Но при этом абсолютно невыразительно. Все переживания ее героини смотрятся до приторности сериально. Где горячая цыганская страстность, где трагедия брошенной и несправедливо обвиненной в убийстве Эсмеральды? Ничего этого в постановке Петрова нет. И потому казнь Эсмеральды не воспринимается как что-то ужасное. Скорее, наоборот — палачи с такой комичной важностью препровождают свою жертву в камеру пыток, а потом на виселицу, что выглядит это как третьеразрядный фильм ужасов: откровенно глупо и совсем не страшно.

Не лучше решены образы и других героев постановки. Каноник Фролло настолько экзальтирован, словно уже давным-давно сошел с ума. Это ощущение усиливается благодаря излюбленному приему Андрея Петрова — множить своих персонажей. Вот и Фролло на протяжении действия аж дважды посещает «глюк» в образе шести Эсмеральд — то они преследуют его как эротические видения, то как угрызения совести (все шестеро — с петлею на шее). Смотреть на эти необъяснимые трюкачества просто невыносимо.

Что касается капитана Феба, то его исполнителю Сергею Смирнову, прежде чем разыгрывать из себя аристократичного героя-любовника, для начала не мешало бы похудеть. Балетному артисту просто неприлично двигаться по сцене столь неуклюже. О любовных эпизодах Феба и Эсмеральды (равно как и Феба и Флер де Лис) даже говорить не хочется — ни тени любви или просто физического влечения там не обнаружить.

Единственный, на кого еще можно было смотреть в этой постановке, — Квазимодо в исполнении Михаила Евгенова. В его горбуне нет ни излишней гротескности (куда так легко скатиться), ни других пережимов. Но благостное впечатление от его танца напрочь перечеркивает финальная сцена, где Квазимодо несет на руках мертвую Эсмеральду. Более банального в своей прямолинейности хода (а спектакль-то о большой и чистой любви, если кто не понял) и вообразить невозможно.

Сказочный гламур

После изобилия хореографических «изысков» «Эсмеральды» два балета Петрова на сказочные сюжеты выглядели гораздо спокойнее. Но в то же время и снотворнее — многие сцены и в «Снегурочке», и в «Руслане и Людмиле» были необъяснимо затянуты. Впрочем, если суммировать общее впечатление от всех трех постановок Андрея Петрова, их автор предстает как старательный школяр — настолько до занудства обстоятельно и многословно он насыщает хореографией каждую сюжетную линию. Не смущаясь, что во всей этой детальности нет ни энергетики, ни эмоций — гольная техника, да и та, по большому счету, весьма посредственная. Хороших солистов в труппе «Кремлевского балета» считанные единицы.

И «Снегурочка», и особенно «Руслан и Людмила» если за счет чего и смотрятся, то исключительно благодаря сценографии. Художникам Станиславу Бенедиктову (в «Снегурочке») и Марине Соколовой (в «Руслане и Людмиле») удалось передать сказочную атмосферу языческой эпохи, в которой разворачиваются действия обоих балетов. Но при всей роскоши оформления содержательное наполнение этих постановок оставляет желать лучшего.

В «Снегурочке» (по пьесе Александра Островского) благодаря интерпретации хореографа между главными героинями стерлась принципиальная разница. У Островского Снегурочка не ведает любви, она изначально холодна. В отличие от Купавы, которая сама любовь — жаркая, страстная. Но в спектакле кремлевцев обе героини, похоже, понятия не имеют о любви, хотя, как школьницы, увлеченно в нее играют. Снегурочка (Наталья Балахничева) в трактовке Петрова вообще уводит у Купавы (Александра Тимофеева) ее жениха Мизгиря. Купава, впрочем, горевала недолго — вскоре утешилась с Лелем. Казалось бы, есть две счастливых пары — так почему же Снегурочка в финале таки растаяла?

В «Руслане и Людмиле» все еще более гламурно. Изначально карикатурно решен образ варяга Фарлафа (Кирилл Ермоленко). Причем даже в этой карикатурности он не выдержан до конца — то, как клоун, Фарлаф вразвалочку передвигается по сцене на полусогнутых ногах. А то вдруг, моментально постройнев (и откуда только что берется!), начинает крутить фуэте.

Не меньшую иронию вызывают сцены танцев спящей Людмилы (Наталья Балахничева) и особенно — убиенного Руслана (Михаил Евгенов). После того как Фарлаф пронзил мечом сонного Руслана, тот долго и по-героически красиво умирает, мечась по сцене с заломленными руками. Нечто подобное можно встретить в худших советских кинолентах о войне.

Но, пожалуй, самая провальная сцена этого спектакля — битва Руслана со сказочной головой. Головы здесь как таковой нет — у Петрова волшебный меч охраняет кучка воинов. Но отторжение вызывает даже не постановочное решение как таковое, а то, как поставлена последующая битва Руслана с этими бойцами. После мощных батальных сцен «Спартака» Юрия Григоровича эта аккуратная псевдобитва выглядит попросту убого. Кстати, Андрей Петров постоянно называет себя учеником Григоровича. Но, судя по его постановкам, он так и не перерос затянувшуюся стадию ученичества.

Не слаще морковки

Резюмируя все вышесказанное: вряд ли гастроли этой балетной труппы как таковой заслуживали бы особого внимания — мало ли к нам гастролеров приезжает? Все это можно было бы воспринять гораздо спокойнее и равнодушнее, если бы не избыточная шумиха, раздутая к приезду кремлевцев.

На открытии гастролей краевые чиновники называли труппу прославленной. А то, что именно в Красноярске заезжий столичный театр (который абсолютно не котируется в московских балетных кругах) начинает свой двадцатый сезон, преподнесли как важнейшее событие для культурной жизни Красноярска. Было стыдно и неловко — такое ощущение, что слаще морковки наши «ценители» балета ничего не ели. И будто бы не было приезда в Красноярск Юрия Григоровича и Владимира Васильева, не идут в их постановке в Красноярском театре оперы и балета по-настоящему знаменитые балеты «Спартак» и «Анюта», будто бы не танцевали на нашей сцене ведущие солисты Большого театра Марк Перетокин, Нина Семизорова, Надежда Грачева и Мария Аллаш…

А что же наш массовый зритель? Он верен себе — как всегда добродушен, благожелателен, неискушен. Публика дружно вставала и восторженно аплодировала после каждого спектакля кремлевцев. Но точно такие же бурные овации можно было услышать и на весеннем показе антрепризного «Лебединого озера» (с участием пары солистов из вспомогательного состава Мариинского театра). И все же оно к лучшему, что у нас была возможность увидеть и посредственные столичные постановки. Глядишь, научимся наконец ценить то, что имеем. И не воспринимать все поданное под маркой столичного за чистую монету.

Елена КОНОВАЛОВА
«Вечерний Красноярск», 23 сентября 2009 г.