Постичь философию пения
Завтра у народного артиста России, ведущего солиста Красноярского театра оперы и балета Владимира Ефимова юбилей - 30-летие творческой деятельности. В январе 1979 года молодой, но уже получивший признание баритон спел первую партию на красноярской оперной сцене. Ему не раз делали заманчивые предложения самые известные театры России, но Ефимов оставался верен театру, не смог оставить публику, которая раз и навсегда была покорена бархатистым тембром его голоса, сценическим благородством, драматическим талантом.
Сегодня Владимир Викторович ЕФИМОВ - гость "Красноярского рабочего".
- Для многих это стало неожиданностью, потому что каких-либо причин менять один театр на другой у меня не было. Я экстерном за четыре года окончил Свердловскую консерваторию, дебютировал в партии Фигаро в опере "Севильский цирюльник" на сцене Свердловского театра оперы и балета. Условия для жизни и работы были прекрасные. Я исполнял в театре более двадцати ведущих партий, имел хорошую зарплату, квартиру. Принимал участие в международных оперных фестивалях и эстрадных программах, выступал со знаменитым оркестром Орбеляна. Во время одного из своих выступлений в Ленинграде я познакомился с руководством Красноярского театра оперы и балета, мне предложили поехать работать в этот город.
- Известно, что история с переездом длилась более трех лет.
- Да, сначала в 1977 году наш театр приехал в Красноярск на гастроли. Нас с женой Аллой тепло встретили, показали окрестности и достопримечательности города. Привели в театр, который представлял собой вагончик с надписью "Дирекция Красноярского театра оперы и балета" возле строящегося здания и сказали: "Может, прямо сейчас напишите заявление о приеме на работу?" Город, природа нам понравились. Мы с Аллой взяли и написали да и поехали дальше на гастроли. Потом нам звонили в Свердловск, спрашивали, когда приедем. Дирекция была заинтересована создать хорошую труппу. А я человек принципа - дал слово, надо выполнять. Поэтому отвечал, что обязательно приеду, но после того, когда начнет функционировать здание, откроется театр - поющему человеку, пока нет сцены, ездить по концертам ни к чему.
Когда я подал заявление на увольнение, у директора Свердловского театра округлились глаза, дело дошло до первого секретаря обкома, меня вызвали на беседу. Помню фразу из разговора в обкоме: "Ну что же, раз решили, езжайте, поработайте полгода и возвращайтесь". Откровенно говоря, после первого знакомства с театром, труппой, уровнем исполнения появилось желание взять и уехать. Кстати, многие так и поступили, не дожили до так называемой точки закипания, когда выкристаллизовывается, становится понятной суть. Возможно, правильно сделали. Но мы с Аллой удержались, не стали принимать скоропалительных решений, хотя я, наверное, многое тогда потерял, получил нагоняй от министра культуры за то, что поехал в Красноярск, а не в Москву, куда тоже приглашали, предлагали работу в Росконцерте, обещали создать "под меня" камерный коллектив.
- С вашим голосом, внешними данными вы могли бы стать кумиром для миллионов людей.
- Москва мне не очень нравилась, она и сегодня остается в моем понимании суетной, неуютной для моего типа характера. Да и успех на эстраде, популярность - все это преходяще. Я знал многих хороших певцов, которые ушли в эстраду и... пропали. Я сразу выбрал для себя то, что хотел, - петь в опере, исполнять серьезные камерные, вокально-симфонические произведения. Всегда считал и считаю, что хорошо петь, работать нужно везде: и в Красноярске, и в престижном театре. Ничуть не жалею, что оказался здесь. После мрачноватого Урала, откуда я родом, в Сибири много солнца, изумительная природа. Мне некогда грустить и размышлять. Мы плодотворно работали с Иваном Всеволодовичем Шпиллером и его симфоническим оркестром. Было много записей, концертов. Я сразу окунулся в интенсивную творческую жизнь, а это главное.
- Какие роли в каких спектаклях того периода вам дороги?
- Ставилось много интересных спектаклей, которых не было в моем свердловском репертуаре. Я пел Скарпиа в "Тоске", Елецкого в "Пиковой даме", Амонасро в "Аиде", Гамлета в "Гамлете", Петруччио в "Укрощении строптивой" Шабалина, Чацкого в "Горе от ума" Банщикова. Впервые исполнил роль Кеазо в опере грузинского композитора Палиашвили "Даиси", с которой на фестивале советских опер победил в номинации "Лучшая роль в советском спектакле". В опере "Даиси" была прекрасная музыка. Жаль, что сейчас не ставится то, что связано с советским периодом в истории нашего государства, в то время как "Повесть о настоящем человеке" Прокофьева ценят и ставят за рубежом.
- Владимир Викторович, вы не только прекрасный певец, но и человек твердых убеждений. Всегда находили общий язык с режиссерами и дирижерами?
- Совместное творчество - процесс сложный, но в нем всегда есть место компромиссу, существуют моменты, которые для достижения главного можно обойти. Я действительно человек, который привык говорить правду в лицо, но конфликтных ситуаций у меня в театре не было. Единственное, если вы обратили внимание, "Царская невеста" сейчас идет без Грязного. Я готов был спеть эту партию, но меня принципиально не устраивало кое-что в решении спектакля, разработке костюмов. Пожелания, к сожалению, не были учтены. Но в данном случае и я не могу поступиться своими принципами, во всяком случае, имею право не выходить на сцену одетым как попало, потому что достиг того уровня творческой свободы, когда есть что сказать со сцены, а не просто продекламировать то, что написано композитором.
- Есть люди, которые, бравируя, говорят о том, что не понимают и не принимают оперу, считают, что она устарела как жанр. Вас задевают подобные высказывания?
- Я никогда не иду на поводу у той части публики, которой хочется балагана, не хотелось бы, чтобы такие люди приходили в театр. Но часто бывает и так: человек откровенно признается, что не понимает оперы, а приходит на спектакль, слышит убедительное пение, попадает под власть музыки, таланта и обаяния исполнителей, не может остаться равнодушным. Потому и живет это искусство, иначе бы оно давно отмерло. Сейчас (правда, утратив многое от серьезного жанра) возвращается мюзикл - на фоне заполонившей, забивающей все вокруг суррогатной эстрадной музыки меня это радует. Я рад, что на эстраду пришел Николай Басков - парень с голосом. Другой вопрос, не уничтожит ли его машина, коей является шоу-бизнес. Зато ребятам из самодеятельности есть кому подражать. Они уже хотят петь не что-нибудь подзаборное, а "О, мое солнце". Это уже движение вперед в формировании их культурного уровня.
- Вы передаете свой опыт, преподаете в Красноярской академии музыки и театра. Какие они, ваши студенты?
- Разные. Но в общем всем приходится напоминать, что певец - это не инструмент, умеющий только извлекать звуки, но способный еще донести то, что он чувствует и ощущает. Приходится объяснять, что нужно постоянно расширять кругозор, но не все, к сожалению, это делают. Поющих людей можно разделись на два типа: есть вокалисты, которые просто умеют петь, а есть певцы, которые не только правильно и хорошо поют, но и несут через пение свою философию. Шаляпин не был бы Шаляпиным, если бы он просто пел красивым голосом, а не вкладывал в образ понимание, концепцию, опыт.
Среди моих студентов есть ребята с хорошими голосами, которые в дальнейшем связывают свою жизнь с театром. Дай Бог! Высшая ступень для певца - это оперный жанр, самое сложное, трудное, интересное, увлекательное искусство. В нем все взаимосвязано - и пение, и партнеры, и действие, и оркестр, и костюмы, и декорации. Но в опере могут состояться только лучшие. Талант - это хорошо, но к нему необходимо приложить умение трудиться, целеустремленность. Есть такая притча. Певец, ставший знаменитым, встречает профессора, у которого когда-то прослушивался, спрашивает: "Маэстро, вы меня помните?" Тот, вглядываясь, отвечает: "Нет, не припоминаю". "А помните, я к вам приходил, вы сказали, что я не подхожу для того, чтобы стать певцом. Я стал знаменитым!" Профессор в ответ: "Ну что же, я просто не учел вашего трудолюбия". (Смеется.)
- Существует мнение, что оперный певец - в житейском плане во многом обделенный человек, должен постоянно беречь себя, кутать горло и так далее.
- По этому поводу есть другая притча. У одного из великих баритонов второй половины ХIХ века Маттиа Баттистини, с успехом исполнявшего партии Евгения Онегина, Демона, Руслана, спросили: почему он до 70 лет пел и поет, в чем заключается секрет его творческого долголетия? Баттистини ответил: "Я пел в России, а мороз, вы знаете, сохраняет". Лично я никогда не кутаюсь, не было такого, чтобы в мороз не выходил на улицу. Обожаю кататься на горных лыжах, хотя, безусловно, есть свои секреты и особенности, связанные с профессией певца.
- Известно, что вы талантливы не только в пении, но и в живописи.
- Не берусь назвать себя в этой области профессионалом, хотя после армии хотел поступать в архитектурный институт, но друзья по ансамблю песни и пляски группы советских войск в Германии отговорили. Рисую для друзей, для души, для того, чтобы отвлечься. С удовольствием занимаюсь всем, что интересно: люблю собирать грибы, топором, рубаночком работать. Захотел - построил большой дом. Мужички поставили сруб, а все остальное сделал своими руками, как и кое-что из мебели для квартиры. И не нужда меня заставила, а желание освоить что-то новое, познать свои возможности. Скучно жить без дела. Я люблю жизнь, хорошую погоду, солнце. Время так быстротечно, жизнь настолько коротка, что не успеваешь оглянуться. Человек должен многое успеть, попробовать, реализовать себя, сделать жизнь полновесной и содержательной - а иначе зачем она дана?
- Спасибо, Владимир Викторович, за встречу. Хочу от лица всех сотрудников и читателей "Красноярского рабочего" поздравить вас с творческим юбилеем, поблагодарить за то, что столько лет вы щедро делитесь с поклонниками оперной и камерной музыки своим талантом, даете возможность приподняться над суетой, причаститься к непреходящим человеческим ценностям.
Наталья САНГАДЖИЕВА
Фото Владимира НЕСТЕРИНА
"Красноярский рабочий", 30.11.2002 г.
