Анна-Мария Прина: «В балете не хватает индивидуальностей»
Почетной гостьей I Всероссийского конкурса артистов балета имени Г. С. Улановой стала Анна-Мария Прина — выдающийся деятель европейского музыкального театра. Когда-то она танцевала на лучших балетных подмостках, прошла отличную школу в Большом и Мариинском театрах. С тех пор неплохо говорит по-русски, но вот в Сибири итальянке довелось побывать впервые.
- В России большей популярностью у широкой публики пользуется балет, нежели опера. А как в Италии?
- В Италии, конечно же, на первом месте опера. Но балет сейчас тоже стал гораздо популярнее, чем раньше. Особенно современный танец — по-английски это направление так и называется, contemporary dance. После неоклассики был модерн, а потом то, что сегодня именуется современным танцем. Но мне он не очень близок.
- Почему?
- Потому что зачастую это не более чем самовыражение хореографа — каждый может делать все что хочет, как ему нравится. Иногда в этом даже нет действия как такового — люди стоят на сцене в темноте и ничего не делают. И это называется contemporary dance! Танец есть танец, и я считаю, что в нем нужно показывать именно искусство пластики. Да, понятно, что искусство может быть разным, и каждый артист чувствует по-своему. Но, на мой взгляд, в танце должно быть что-то красивое, что-то, от чего получаешь удовольствие. А если на сцене темнота и артисты не двигаются — ну какое от этого удовольствие? К счастью, в Италии, несмотря на все новые веяния в искусстве танца, зрители продолжают любить балетную классику. «Лебединое озеро», «Спящая красавица» — эти балеты у нас очень хорошо принимают. Хотя был период спада. И для таких людей, как я, которые много сил вложили в балетную школу театра Ла Скала, в классический балет, — то время для нас было очень непростым, мы страдали. Сейчас, слава богу, все вернулось на круги своя, и люди вновь потянулись на балетные спектакли.
- Госпожа Прина, а что вас саму привело в классический балет?
- Это очень странная история — просто фантастическая случайность! Я не из балетной семьи, и в раннем детстве никогда не видела балет и даже ни одной оперы не слышала. И вдруг однажды, когда мне было девять лет, мы с мамой шли по улице, и я увидела афишу с приглашением учиться в балетной школе Ла Скала. Не знаю, что меня в тот момент подтолкнуло. Но я с уверенностью заявила маме: «Я хочу туда пойти!» К счастью, она не возражала. И вот к чему это привело — я стала не только балериной, но и сама впоследствии преподавала в школе Ла Скала. (Улыбается.) Такая вот любовь с первого взгляда. И чем дольше я занималась балетом, тем сильнее в него влюблялась. Это моя первая и самая большая любовь. Правда, сейчас у меня появились внуки, и их я тоже очень нежно люблю.
- Кто-то из ваших детей или внуков пошел по вашему пути?
- Нет. Хотя моя дочка пыталась. Она три года занималась в школе Ла Скала. Но потом мы ее отчислили.
- О, как сурово!
- Вы знаете, для занятий классическим балетом нужно быть очень одаренным. Необходимы особые данные. Да, у моей дочери было практически все — она очень музыкальная, красивая, стройная. И она очень любила танец — так же, как и я. Но у нее недостаточно сильная стопа. Понаблюдав за ней какое-то время, я подумала — нет, не стоит. Лучше пусть вовремя задумается о другой профессии. Когда болят ноги, танцевать нелегко.
- Вы попробовали себя еще и в хореографии, не так ли?
- Я не хотела бы называть себя хореографом. Да, я ставила балеты для своих студентов в школе Ла Скала, но это не одно и то же, что ставить балет в профессиональном театре. А вот в опере я очень любила ставить танцы. И мне повезло поработать с выдающимися режиссерами. Для Франко Дзефирелли я делала танцы в опере «Дон Карлос» — она и сейчас идет на сцене Ла Скала. А с Джорджо Стрелером мы работали над «Свадьбой Фигаро», «Дон Жуаном», «Фальстафом». Кстати, нашу постановку «Фальстафа» потом перенесли в Большой театр. Что мне было интересно в работе с этими режиссерами — я делала не то, что хотела сама, а помогала им в воплощении их замыслов. И мне было приятно им помогать.
- После балетной школы Ла Скала вы стажировались в России. Что вам дала школа русского балета?
- Очень многое. Да, в Ла Скала у меня были хорошие педагоги, и там я получила отличную профессиональную базу. Это одна из старейших мировых балетных школ, ей уже 195 лет. Но там я смотрела и повторяла, что показывали педагоги. А в русской школе другая методика. Здесь я уяснила, что важно не только показывать, но и объяснять словами. А еще я здесь начала постигать технику балета, меня учили, какие группы мышц необходимо задействовать при том или ином движении. Это был совсем другой мир. Кстати, именно стажировка в России подтолкнула меня к мысли, что я должна стать педагогом. И еще — что хочу быть директором своей школы. Представляете, я тогда была еще совсем молодая, но уже всерьез об этом думала. Хотелось делиться с другими своими знаниями.
- Как скоро сбылась ваша мечта?
- Мне повезло — в 1974 году главный директор театра Ла Скала Паоло Грасси пригласил меня стать директором балетной школы при театре. Я возглавляла ее 32 года. Меня называют историческим директором этой школы — так долго ею еще никто не руководил. (Смеется.) Кстати, перед тем как получить приглашение в Ла Скала, я объехала весь мир, посмотрела, как организованы школы при других театрах. Потом мне очень пригодился этот опыт. И я очень любила и люблю свою работу. Правда, в школе Ла Скала уже не работаю — пора отдохнуть и дать другим возможность себя проявить. Но я делаю мастер-классы, провожу какие-то курсы для педагогов — не могу без любимого дела!
- Преподавание — ваша вторая большая любовь?
- Можно сказать и так. (Улыбается.) Сейчас вот смотрю, как дети выступают, и хочется им подсказать — как голову повернуть, как изогнуть руки. Красивый плавный жест — о, я это очень люблю! Просто чувствую, какой должна быть пластика.
- В Большом театре вы танцевали в одно время с Майей Плисецкой и Екатериной Максимовой?
- Хочу уточнить — я была солисткой, но не прима-балериной, как Плисецкая или Максимова. Но репетировала с ними в одних классах, у одних педагогов. Это был прекрасный период в моей жизни. В Большом тогда также танцевали Владимир Васильев, Марис Лиепа, Миша Лавровский — я их всех знала. Репетировала в «Золушке» у Юрия Григоровича. Все они были великие артисты, выдающиеся личности. Сегодня, увы, личностей такого масштаба в балете не хватает…
- Такое ощущение, что техника танца стала выше, а индивидуальностей в балете — все меньше.
- Да, вы, к сожалению, правы. И еще, на мой взгляд, во всем мире в балете постепенно уходит понятие стиля. «Дон Кихота» танцуют, как «Жизель», «Жизель» — как «Спящую красавицу». Но зачем такая эклектика? У каждого балета свой стиль. По-моему, нужно немножко остановиться и подумать, оглянуться, как танцевали раньше. Недавно разговаривала с Игорем Иеброй (выдающийся испанский танцовщик, тоже почетный гость I Всероссийского конкурса артистов балета имени Г. С. Улановой. — Е. К.) о «Жизели», я ему посоветовала: «Посмотри видео Карлы Фраччи — она просто изумительная, самая лучшая Жизель в мире». Я много видела Жизелей, например, французская балерина Иветт Шовире. Но все-таки Карла Фраччи — это прелестно. Такие тонкости — во взгляде, в поворотах корпуса, у меня просто нет слов, чтобы описать ее танец! Нужно ориентироваться на лучших. Поскольку классика — это все-таки традиция. И пусть что-то в ней все равно меняется — в движениях, в хореографии, даже сам стиль стал современнее — но основа остается прежней.
- Должен ли артист сам испытывать драматизм переживаний своего героя? Или чтобы танцевать, нужно иметь холодную голову?
- Вы знаете, обязательно необходимо понимать, что танцуешь. Я всегда говорю своим студентам — в танце артисту не надо слишком много чувствовать. Нужно сделать так, чтобы зрители чувствовали, — двигаться так, чтобы другие страдали или смеялись. А не так, что ты переживаешь, а люди смотрят и не понимают, что происходит. Добиться такого понимания роли и образа очень трудно — это настоящее мастерство. Либо талант — только подлинно талантливый человек может делать это по-настоящему свободно.
Елена КОНОВАЛОВА
«Вечерний Красноярск», 8 декабря 2008 г.
