Кому придёт в голову упрекать театр в стремлении "прочесть партитуру свежим взглядом"? Совсем наоборот. Вот и мне хотелось поскорее увидеть новую режиссёрскую версию "Евгения Онегина", созданную москвичом Александром Фёдоровым на сцене Красноярского театра оперы и балета.

Особенно после прочтения программки спектакля. Но, как это ни печально, приведённые в ней цитаты из высказываний Петра Ильича Чайковского о его детище не получили безоговорочного подтверждения на сцене. Например, в программке читаем: "Сценических эффектов и движения будет мало..., но общая поэтичность, человечность... заменяет с лихвой все недостатки". Что же в премьерном спектакле? Поэтична и человечна лишь Татьяна (Светлана Левчук). Ленский же (Евгений Балданов) напрочь лишён этих качеств. Исполнитель "докладывает" свою вокальную партию как бы "по слогам", мало задумываясь о содержании того, что он поёт. Главная забота - не срываться с верхних нот.

В программке приводится и такое знаменитое изречение великого композитора: "Мне нужны люди, а не куклы". Увы, наш Ленский как раз больше похож на неврастеничную марионетку, которую дёргают то за ручки, то за ножки. Талантливая и хорошо поющая Анастасия Лепешинская являет собой желанный для любого режиссёра очень податливый материал – органична в каждом задании постановщика. Жаль, что на сей раз ей приходится изображать подростка с синдромом повышенной активности. В мизансцене, сочинённой Александром Фёдоровым для ариозо Ленского "Я люблю вас, Ольга" Лепешинской велено сделать всё для того, чтобы принизить эту дивную музыку: кривляться, строить рожицы, играть со своим обожателем в жмурки. Конечно, Ольге положено быть резвушкой, но не в такой же степени!

Возвратимся к мысли о нелюбви композитора к внешним сценическим эффектам и излишнему движению. Но чего-чего, а этого в спектакле Фёдорова предостаточно. То и дело чувствуется влияние любимого им (судя по всему) почерка очень модного сейчас режиссёра Дмитрия Чернякова. За примером далеко ходить не надо: сцена письма Татьяны. В финале своего монолога героиня красноярского спектакля извивается на груде муляжных яблок ядовитого окраса. У Чернякова Татьяна делала то же самое, но на обеденном столе.

Шокирует отсутствием вкуса и логики решение третьей картины. Как известно, вступительный безмятежный хор девушек призван подчеркнуть душевную драму Татьяны. А у Фёдорова девушки вместо того, чтобы собирать ягоду, помогают Татьяне раздеться и умыться, чем она явно наслаждается. И вдруг, как только хор отзвучал, Татьяна ни с того ни с сего спохватывается: "Здесь он, здесь Евгений!" С этого момента она становится похожей на безумную Офелию. Онегин же представлен как настоящий монстр. И даёт ли музыка основание трактовать сцену в саду как сон Татьяны?

Деталей, режущих глаз, в спектакле немало. Так, в сцене именин Татьяны Онегин и Ленский выясняют отношения вовсе не по-дворянски, а так, как это делают участники рабочей художественной самодеятельности в известном довоенном фильме "Музыкальная история". Нисколько не украшает новую работу театра и сценическое воплощение великосветского бала. Зрителю показывают откровенную карикатуру, не имеющую никакого отношения к музыке. Во время звучания знаменитой арии князя Гремина присутствие хора излишне – ведь муж Татьяны обращается только к Онегину. Но режиссёр придерживается иного мнения. Хор в этой сцене явно напоминает коллективного истукана. Женщины чувствуют себя неловко (ария-то большая!), не знают, куда деть руки. И веера не помогают. И хотелось бы сказать в адрес режиссёра что-то доброе. Да не получается. Кругом надуманность, нарочитость, навязанный артистам наигрыш.

В работе художницы Кристины Фёдоровой огорчает стилистический разнобой. Вплоть до шестой картины сцена перегружена декорациями (весьма аляповатыми). А далее демонстрируется приверженность к минимализму.

В хореографии Марианны Кайдани кажутся "архитектурным имуществом" пляски ряженых в первой картине и манерных, слащавых то ли пейзанок, то ли русалок в третьей, а также нелепые "прискоки" нелепых слуг в шестой картине.

В рецензии на оперный спектакль, конечно же, следует писать побольше о музыкальной составляющей. Но на сей раз, к сожалению, музыка оказалась падчерицей, несмотря на все старания как певцов, так и очень добросовестных дирижёра Александра Косинского и хормейстера Дмитрия Ходоша.

Третье по счёту обращение к "Евгению Онегину" совпало с 30-летием Красноярского театра оперы и балета. Ещё не изгладились из памяти предыдущие прочтения неувядающего шедевра. Приходится признать, что первое из них, стартовавшее в декабре 1978 года, было куда более свежим, нежели оба последующих.

Любовь ЛАВРУШЕВА
"Красноярский рабочий", 14.02.2009 г.