Мы встретились с Михаилом Вишняком в фойе театра Станиславского, где он "служит" тенором. Предыстория встречи такова: однажды попал я на рядовой спектакль "Кармен" и меня приятно удивил Хозе, на которого я сразу обратил внимание. Хороший драматический тенор с крепкими верхами – нечастое явление, поэтому я и решил встретиться с певцом.

Решив начать с традиционного вопроса "как Вы пришли в оперу?" я в ответ получил интереснейший монолог, заслуживающий того, чтобы его привести полностью:

— Не я выбрал профессию, а она меня!

Такими эмоциональными словами Михаил сразу задал высокий градус нашей беседы.

— Я жил в далеком и закрытом сибирском городе, Краснояске-26. Родители никакого отношения к музыке не имели. Отец в свое время строил Чернобыль (был там, кстати, и во время аварии). Еще в школе я ощущал совершенно загадочную, почти физиологическую тягу к музыке, особенно меня привлекало пение. Это вызывало удивление не только у окружающих, но и у меня самого. Все играют в хоккей, а я слушаю телевизор, записываю полюбившиеся мне мелодии на магнитофон, учу их на слух. Однажды услыхал я по радио неведомый голос, совершенно сразивший меня. Все как бы перевернулось в моей душе. Только позднее узнал, что это был Марио дель Монако!

Я настолько увлекался пением, что после окончания десятилетки приехал в Красноярск поступать в Институт искусств. Здесь все случилось почти так, как у знаменитой Фроси Бурлаковой, разве что с менее счастливым концом. Я подал заявление на подкурс, только никто мне не объяснил, что надо ходить на какие-то занятия, консультации, чего-то делать. Я просто заявился на экзамен, где меня никто не ждал. Почему-то и в списке не было моей фамилии. Дождавшись, когда споют все абитуриенты, я двинулся на сцену. Комиссия во главе с известнейшим педагогом Екатериной Константиновной Иоффель (наставницей знаменитых Путилина и Хворостовского) уже собралась уходить, а тут я "вылезаю". После минутного удивления мне предложили спеть. Концертмейстер попросил ноты. Разумеется, у меня их не было! И я запел так, что зазвенели стекла, сам не зная, что исполняю (потом оказалось, что это ария Раджами из "Баядеры" Кальмана). Терпеливо выслушав меня, Иоффель изрекла: "Голос есть, но непричесанный какой-то!" – и поставила мне двойку. На этом первый этап моих отношений с вокалом закончился.

Далее в жизни Вишняка наступили довольно суровые будни – попытка учебы в Институте цветных металлов, частные уроки пения с педагогом, музыкальное училище и армейский ансамбль песни и пляски. После чернобыльской аварии отцу дали квартиру в Киеве. Здесь Михаил встречает педагога, Виктора Николаевича Курина, которому благодарен по сей день, считая, что именно он сделал из него настоящего вокалиста, а не ремесленника. Вишняк поступает в киевскую консерваторию, которую оканчивает в 1996 году. Впереди был Красноярск, куда он вернулся после долгого отсутствия. Год работы в оперетте и вот – он солист Красноярского театра оперы и балета. Но послушаем Михаила:

— В Красноярском театре я успел спеть Андрея Хованского и Хозе. Мне давали карт-бланш на любые роли, видимо ценя мой голос, однако я стремился в Москву. Возвращаясь из Киева от отца, заехал в столицу, чтобы прослушаться в театр Станиславского... И меня сразу приняли.

— Какой партией Вы дебютировали здесь?

— Я дебютировал 12 октября 2000 года в роли Германа.

— Сколько партий у Вас в репертуаре театра?

— Всего две. Еще Хозе. Хотя, видимо, больше я эту партию здесь петь не буду. Появилась какая-то новая Кармен и мне сказали, что мой голос не сочетается с ее тембром. Но я не жалею. Сейчас готовлю Радамеса в "Геликон-опере". Мне очень нравится Теодор Курентзис, я собираюсь получить максимум от занятий с этим дирижером.

— Радамеса Вы будете готовить с ним?

— Да!

— Когда спектакль?

— Должен быть 20 марта.

— Кстати, вас ведь уже приглашали в "Геликон", где Вы с успехом исполнили партию Хозе. Я понимаю, здесь намечается какое-то развитие отношений с театром?

— Безусловно, и меня это радует! Повторюсь, особенно из-за Курентзиса.

— Михаил, Вы, вроде бы прослушивались и в Большой театр?

— Более того, меня брали в труппу! Но я соглашался только на контракт, так как жить мне негде, а квартиру оплачивать они не могли, в отличие от Театра Станиславского.

— Что же дальше?

— Я выучил партию Самозванца. Спел "оркестровую" "Пиковой". А затем началась чехарда с руководством. Брал меня в театр еще Васильев. Рождественский интересовался только своим "Игроком", а затем и он ушел. Всем было не до меня.

— Скажите, Михаил, а на гастроли Вас куда-нибудь приглашали?

— Да, недавно я ездил в Таллин, пел "Кармен".

— Какие у Вас планы?

— Вы знаете, один опытный и известный певец мне сказал, что надо самому "строить" свою карьеру. И он прав. Вот, купил видеокамеру, собираюсь записать несколько лучших арий. Буду показываться. Ведь надо двигаться вперед!

— А какие партии Вы хотели бы петь?

— Кроме тех, что пою сейчас, Канио, Каварадосси. Позже собираюсь подступиться к Отелло, Манрико. Люблю партию Калафа.

— Да, это типичные крепкие партии. Ваш голос создан для них.

Время беседы пролетело незаметно. В разговоре было еще очень много интересного, но всего не охватишь. Что ж, судьба у Михаила Вишняка трудная и не совсем обычная. Как образно сказал певец: 'У меня ощущение, что я все делаю последним'. Будем надеяться, что тенор еще успеет себя проявить, что у него хватит времени. Должно хватить! Иначе будет несправедливо, ибо голос его имеет большой потенциал!

Евгений ЦОДОКОВ
OperaNews.ru, 15.01.2002 г.