В репертуарной афише театра появились две премьеры – одноактные балеты в стиле современной хореографии в постановке Елены Кузьминой («Одиночество мое начинается в двух шагах от тебя») и Веры Арбузовой («INSIDE/Позади сна»). Красноярской публике уже давно не привыкать к экспериментам в области модерна. Удивительно, но постепенно становится понятным, почему помимо классических балетов сегодня публика открыта для диалога через, казалось бы, даже самые неожиданные эксперименты в области хореографии. Обсудить эту тему мы решили с ведущим российским танцовщиком, заслуженным артистом России Юрием Ананяном, который в премьерных спектаклях выступил не только в качестве солиста, но и как ассистент хореографов и педагог-репетитор.

— Юрий Гамлетович, как Вы думаете, чем вызван в последнее время большой спрос во многих российских музыкальных театрах на современную хореографию? В какой-то степени даже появилась своеобразная «мода на модерн», прочно удерживающаяся наряду с классическим репертуаром, — театры приглашают выдающихся европейских хореографов осуществить постановки своих известных балетов…

— Классические «вечные» сюжеты известны двести с лишним лет, это не секрет. Все давно поставлено. Современная же хореография дает возможность для более свободного высказывания мысли, сюжета или какой-то истории чувств и переживаний человека. Причем, это поистине неиссякаемый источник самых разных тем и настроений. Интересно сравнивать с классическим танцем, где все выстраивается по определенной форме движений и линий, есть позиции, закономерность и порядок танцевальных па. Если, к примеру, это пятая позиция, то она остается незыблемой. В современной же хореографии – полное право движения телом, и та же пятая позиция или арабеск могут быть прочитаны и осмыслены вариативно, появляется импровизация и снимается канон. Можно превращать эту «классику» в любые вариации. Публике интересно изучать, рассматривать, понимать эти импровизации. Меняется ритм эпохи, меняется и танец.

— Для освоения нового типа танца, наверное, нужны какие-то особенные качества психофизики танцовщиков?

— Та же самая свобода переходит и на пластическое выражение и ощущение своего тела. Если в классическом балете танцовщик держит спину, соблюдает равновесие и правильность всех прямых линий, то в современной хореографии тело должно обязательно меняться, оно разное. Например, сделать телом «волну» классическому танцовщику будет трудно, так как он не всегда владеет умением расслабить тело, снять какие-то лишние зажимы. Сегодня в хореографии мы можем наблюдать самые разные направления модерна, их много – в какой-то степени это даже и брейк-данс, и тот же хип-хоп, которые существуют в своей определенной субкультуре. Есть и более распространенные виды уже известного в России «свободного танца» — contemporary. Вы можете наблюдать насколько все это разные типы движений – ломаные, изогнутые, плавные, гибкие …

— Вы вместе со своими коллегами Верой Арбузовой и Еленой Кузьминой более двадцати лет работали в одном из лучших балетных трупп мирового уровня — Театре современного танца Бориса Эйфмана. Что отличает этот театр от других и какими качествами на Ваш взгляд он наделен как уникальный творческий организм?

— Театру современного танца Бориса Эйфмана сегодня 35 лет. Мы с моими коллегами Верой Арбузовой и Еленой Кузьминой пришли в труппу как раз в те времена (в конце 80-х — начале 90-х годов), когда театр набирал взлет. Был осуществлен переход к большим двухактным балетам со сложной драматургией и огромным потенциалом всего коллектива. Этот период часто даже называют «золотым веком» нашего театра — тогда были созданы грандиозные балеты на русские сюжеты («Русский Гамлет», «Чайковский», «Братья Карамазовы», «Красная Жизель» и другие), которые принесли труппе всемирную славу. Много выдающихся танцовщиков танцевали в труппе Эйфмана, мы все работали вместе и можно сказать, что через солистов, через серьезную школу кордебалета я во многом научился понимать и чувствовать модерн. Каждый артист был индивидуальным танцовщиком, способным работать в нескольких партиях, в том числе на разных позициях: и в сольных партиях, и в кордебалете. Возникало тесное единство труппы. Борис Яковлевич старался давать возможность каждому в спектакле проявить себя максимально. Но никогда не практиковал реализовать какие-то хореографические режиссерские идеи у других — ставил всегда один, сохранял лидерство «Я».

Отличительное качество театра Эйфмана — в нем нет ни одного бессюжетного балета. Всегда продуманная музыкальная драматургия спектакля. Это, безусловно, тесная спаянность и единение всей труппы, полное понимание идей хореографа-постановщика, его концепции. Мы делали одно дело, не смотрели никогда на время, не устанавливали жесткого регламента репетиций. Работали по велению сердца и души, по состоянию творческого вдохновения. Ведь и сейчас в труппе Эйфмана это осталось – репетиция может начаться в любое время, все артисты должны быть максимально готовы. Готовя спектакль, мы много обсуждали, обдумывали вместе детали, идею – это был всегда очень увлекательный и захватывающий эксперимент, совместное творчество.

— Вы танцевали в премьерном спектакле нашего театра «Тщетная предосторожность» Марцелину, совмещаете в своем амплуа и классику, и модерн. После академической школы все-таки не побоялись «прыгнуть в модерн». И какие роли сегодня называете показательными в вашей биографии?

— Мне всегда нравились характерные танцы, в юности любил танцевать брейк-данс и когда после окончания хореографического обучения классическому танцу встал вопрос о дальнейшей работе, понял в какой-то момент, что модерн «ближе к телу», хотелось отойти от сложной «прямой» классики. Все балеты, которые я танцевал в этой труппе для меня любимые и значительные. Первый спектакль — «Фигаро», в котором я всегда знал все партии, поэтому танцевал и Фигаро, и Графа, и групповые сцены.

В труппе всегда поддерживалась добрая атмосфера и хорошее состязательное начало – ведь, наверное, в творческом коллективе не всегда удается избежать зависти и нечестности, но в нашей труппе было полное доверие друг к другу.. Было даже интересно сравнивать и наблюдать как работают другие, хвалить и делиться какими-то наработками и удачами.

Свою театральную премию «Золотой софит» я получил за роль Дон Жуана в одноименном спектакле. Пресса была хорошая. В нашем спектакле была очень интересная концепция о том, что Дон Жуан умирает не от того возмездия Командора, которое все обычно ждут. Дон Жуан находит Любовь, и от этого благородного космического чувства, наполненный великой радостью он на пике любви уходит. Покидает этот мир, спускаясь в ад. Моцартовская концепция.

— Скажите, а можно ли научиться современной хореографии, не проходя определенной школы или специальной подготовки любому, кто обладает хорошей пластичностью, чувством ритма и музыкальностью? Думаю, такой вопрос часто могли бы задать наши зрители…

— Конечно, существуют школы современного танца , где этому всему учат. Модерн дает каждому человеку, даже без особой подготовки научиться владеть телом, почувствовать музыку, форму движения. Даже если вы будете неуклюжи как медведь, я уверен – вам найдется где это применить в модерне. Главное — чувствовать свою органику, природу и стремиться максимально проявить себя.

— Как солист и ассистент хореографа в постановке премьерных спектаклей, что можете сказать о работе своих коллег?

— Есть разные школы модерна, но при этом многому учит сама жизнь. Елена Кузьмина и Вера Арбузова пришли к «своей хореографии» постепенно, сегодня они ищут стиль, почерк. У каждой уже прослеживаются определенные сюжетные предпочтения, складывается линия движений, характер пластики, которые они предлагают в своих композициях. Танцовщику всегда сложно говорить: он не владеет словом, голосом, тембром как драматический актер. Но он может просто все свое состояние и переживание показать своей пластикой и телом. Это особое выразительное чутье невозможно воспитать или ему научиться, но оно существует как вся философия танца. У Лены Кузьминой стиль ближе к «эйфмановскому» пластическому решению, у Веры Арбузовой более жесткий «ломаный почерк», пунктир.

— Юрий Гамлетович, имея такой солидный творческий опыт, рассматриваете ли в будущем возможность самому что-то поставить, выступить в качестве хореографа?

— Я пока не стремлюсь и не хочу быть хореографом, мне интереснее сам процесс со стороны и внутри спектакля как танцовщика-артиста. Хореограф-постановщик, на мой взгляд, должен обладать умением создавать форму и содержание спектакля, придумывать и расширять какие-то привычные границы. При этом чисто технически делать подробную режиссерскую работу, уметь ставить свет и сценографию. В ообщем, уметь видеть спектакль впереди всех и обладать «своей интонацией» в линиях, в смыслах движений. Линия — от начала и до конца. А иначе — все превращается в геометрию… Поставить набор движений — не проблема, но «зачем», «к чему» и «почему» — это уже драматургия.

В красноярской балетной труппе работают замечательные ребята — артисты, обладающие хорошими данными, работают грамотно и интересно. Чувствуется, что модерн им близок, они телом и состояниями уже владеют и подготовлены профессионально. Думаю, что спектакли Кузьминой и Арбузовой, которые впервые поставлены в «сюжетной» драматургии, будут понятны и профессионалам, и простому красноярскому зрителю.

Анжелика ЛИСОВА
«Krasopera@news» №1, февраль 2012 г.