В Красноярском театре оперы и балета Светлана Рацлаф-Левчук давно уже признана ведущей солисткой. Она исполняет партии драматического сопрано во всех премьерах театра, в ее репертуаре – больше двадцати самых известных оперных героинь: Татьяна, Недда, Аида, Лиза, Ярославна, Чио-Чио-сан… В прошлом сезоне певица спела одну из самых сложных и значительных партий – Тоску в одноименной опере Дж. Пуччини. Услышать ее в этом спектакле можно будет 21 октября.

– Такие роли как Тоска – серьезное испытание возможностей оперной певицы, некий этап?

– Вероятно, так можно сказать про каждую работу. Любая новая партия требует от солиста максимального включения, труда, погружения. Иначе ничего не получится. Но, вы правы, именно Тоска требует высокого уровня вокального и актерского мастерства, психологической зрелости и высокой самоотдачи.

– Знаете на своем опыте?

– Я пела арию Тоски еще в институте. И, конечно же, мечтала спеть ее в спектакле. Но понимала, что моя встреча с ней состоится нескоро. Так и вышло. (Улыбается.) Для исполнения подобных партий все-таки нужен немалый вокальный и жизненный опыт за плечами. И когда в нашем театре решили поставить «Тоску», я поняла, что внутренне готова к исполнению этой труднейшей партии.

– Светлана, а вы разделяете трактовку режиссера Вячеслава Цюпы, что Тоска уже готова расстаться с Каварадосси и принять ухаживание Скарпиа, и только чистая случайность помешала этому произойти?

– Есть внешний рисунок, который задается режиссером, а есть внутренний – каждый артист его сам выстраивает, пропускает через себя. В чем и заключается индивидуальное актерское прочтение. Так вот, моя Тоска – любящая и страстная женщина, для которой нет другого мужчины, кроме Каварадосси, она его любит и защищает. Да, она ревнивая и эмоциональная, вспыльчивая, знающая себе цену женщина. Но в своих чувствах к Каварадосси она постоянна. Вячеслав Олегович принял мою Тоску, из общего рисунка спектакля она не выбивается. Главное – самой верить в созданный тобой образ, тогда и зрители тоже поверят. Надеюсь, мне удается оправдывать своих героинь, показывать их характеры объемными и достоверными. Процесс работы над каждой ролью бесконечен. Постоянно находишь какие-то новые краски, нюансы, штрихи к уже, казалось, созданному образу. Тоска вокально очень сложная партия – в ней задействован как крайний верхний регистр, так и низкие декламационные ноты. Читала, что Верди боялся, что кроме Хариклеи Даркле, первой исполнительницы этой партии, вообще не найдется певицы, которая смогла бы это исполнить с должным чувством.

– Как готовитесь к спектаклям?

– Перед выходом на сцену у меня ощущение, что я сама себе не принадлежу и нахожусь как будто бы в другом измерении. Подготовка начинается задолго до спектакля. Занимаюсь со своим концертмейстером Натальей Николаевной Агеевой, параллельно беру уроки вокала у Лидии Амосовны Лазаревой. Плюс индивидуальная работа – вспоминаю все детали сценического действия, заново переживаю все чувства моей героини, настраиваюсь на этот музыкальный образ.

– Слышала от певцов, что они порой сутки не разговаривают перед каким-то серьезным выступлением.

– Когда в доме двое детей, такой возможности нет. (Смеется.) Но я их приучаю относиться к моей работе с пониманием. Перед спектаклем стараюсь не распыляться, очень важна сосредоточенность. Оперный жанр требует высокой самоотдачи и колоссальной концентрации.

– Насколько вы требовательны к сценическим костюмам?

– Меня редко что-то не устраивает, обычно легко примеряю костюмы моих героинь. Хотя порой что-то трансформируется прямо на ходу. Например, в «Аиде» у меня после премьеры поменялся парик, а, соответственно, и внешний образ – сначала это было каре, а потом я вышла с кудряшками, и сейчас у моей Аиды именно такой облик.

– Кстати, об Аиде. Как вы думаете, почему Радамес предпочел ее, нищую рабыню, а не царевну Амнерис?

– Я думаю, это как раз не предпочтение, а настоящая любовь. Иначе бы он выбрал богатство и власть, то есть брак с Амнерис. И хотя финал у оперы трагичный, Аида и Радамес – счастливые люди, их история любви очень красивая. Знаете, мне нравится притча, как одна женщина встретила трех старцев – Богатство, Любовь и Удачу – и пригласила их в свой дом. Они ответили, что только один из них может войти. Женщина долго совещалась с мужем, кого же пригласить – Богатство или Удачу? Ребенок предложил позвать Любовь. Родители согласились. И тогда вслед за Любовью в дом также вошли Богатство и Удача.

Где есть любовь, там есть всё, и в искусстве это особенно заметно. Когда с партнером возникает взаимопонимание, спектакль вместе намного легче проживать – всё происходит естественно. Роман Муравицкий, например, очень хороший партнер, теплый и отзывчивый. Когда мы вместе пели «Аиду» – Амнерис исполняла Дарья Рябинко, Жрицу – Екатерина Кочетова, – он каждой из нас подарил по букету роз.

– А что для вас важно в работе с режиссерами?

– Мне очень понравилась работа над оперой «Мадам Баттерфлай» – времени было мало, но режиссер Геннадий Гараевич Малхасянц так грамотно проводил репетиции, что весьма облегчил нам многие задачи. И точно так же было на репетициях «Князя Игоря», которого ставила его дочь Юлиана Малхасянц – она сразу озвучила, чего хочет, изначально выстроила композицию всего спектакля. Не скажу, что быстро получается все усвоить. Но ты понимаешь, куда двигаться, знаешь, как распределить свои силы на весь спектакль. Это очень важно.

И с Вячеславом Олеговичем Цюпой удобно работать. Когда мы репетировали «Тоску», он рассказал, каким видит мой образ, и в процессе просто корректировал отдельные нюансы. А в целом ничего не менялось.

– Вы знакомитесь с другими постановками, когда работаете над новой партией, или вам это мешает?

– Нисколько не мешает, наоборот – когда формируется образ, помогает всё: знакомство с литературной первоосновой, с творчеством композитора, с эпохой, когда создавалась опера. И, в том числе, и с опытом твоих предшественниц. Сейчас учу Медею. (Премьера спектакля 1-3 ноября. – Е.К.) Дается, честно скажу, трудновато – образ непростой, нужно оправдать для себя женщину, которая убивает своих детей.

– Но есть ведь и другая трактовка – что детей убила не Медея, а подданные царя Креонта, а на нее возвели поклеп.

– Да, есть такая версия. Но нам придется петь то, что написано композитором, и к тому же все будет зависеть от интерпретации режиссера. Хотя я в любом случае ее для себя оправдываю – считаю, что Медея была не в себе, у нее помутился рассудок. Что, кстати, и в музыке ощущается.

– Насколько трудна эта партия вокально?

– Говорят, что она сложнее Тоски. Но пока я сама не пропела ее от начала до конца, не могу сказать однозначно. Трудностей не боюсь. В жизни вообще невозможно стоять на месте, в любом деле. Если не идешь вперед – поневоле скатываешься назад. Нужно постоянно вдохновлять себя, чтобы двигаться дальше.

– Что движет вперед вас?

– Наверное, большая любовь к тому, что делаю. Когда выходишь на сцену, на тебя смотрит столько глаз – хочется, чтобы люди тебя услышали и поняли, чтобы сопереживали, плакали и смеялись, чтобы им понравилось и захотелось прийти вновь.

А еще за годы работы в театре я поняла, что если не побеждать свои слабости и страхи, это место не для тебя. И застенчивость приходится преодолевать, постоянно. (Улыбается.) На сцене я более открыта, чем в жизни, здесь мне свободнее.

Елена КОВАЛЕВА
«Опера&Балет» №1, сентябрь 2015 г.