Театр оперы и балета в предверии своего 25-летнего юбилея не прекращает радовать красноярского зрителя сюрпризами. Так, 22 марта состоится первая из обещанных премьер - лирико-комическая опера С.С. Прокофьева "Обручение в монастыре". За постановку оперы взялся санкт-петербургский режиссёр Владимир Гурфинкель. Наверняка многим поклонникам театра Владимир Львович знаком по спектаклям, которые сегодня идут в театре им. Пушкина и в театре музыкальной комедии: "Прекрасно воскресенье для пикника", "Петр и Алексей", "Чужой ребенок", "С любовью не шутят". Однако "Обручение в монастыре" - это своеобразный дебют драматического режиссёра в оперном жанре. В перерыве между репетициями Владимир Гурфинкель уделил время и нашему корреспонденту.

- Владимир Львович, расскажите, пожалуйста, немного о том, как создавалась опера Сергея Прокофьева "Обручение в монастыре".

- Понимаете, творческий человек всегда ищет некий выход для собственной эмоциональной реализации. Но ... 37-ой, 38-ой, 39-ый годы прошлого века... Представляете настроение интеллигенции в это время? Неудивительно, что Сергею Сергеевичу Прокофьеву - человеку столь чуткому ко всем изменениям окружающей среды - захотелось убежать в придуманный мир от окружающей серости и агрессии. Созданию столь талантливого музыкального полотна помогло, видимо, и то, что как раз в ту самую пору он находился в состоянии крайней влюблённости. И, может быть, именно поэтому так вот - абсолютно по-хулигански - Прокофьев подошёл к хулигану Ричерду Бринсли Шеридану, к его пьесе "Дуэнья". Надо сказать, что этим произведением английский драматург в своё время просто вздыбил общество. Странная пьеса, где света больше, чем выдерживает человеческий глаз. И Сергей Сергеевич тоже очень странно подошёл к этой опере.

- А можно более подробно остановиться на этой детали?

- Понимаете, если у Шеридана в той безумной ситуации в общем-то не нашлось силы создать хоть одного отрицательного героя, с которым бы боролись, то ведь и у Сергея Сергеевича нет отрицательных персонажей. И даже если они совершают обсолютно глупые поступки, то они делают это по незнанию или наивности. А наивный человек по определению не может быть подлым, так же, как глупый человек не может быть гадким, потому что он как животное живёт в своём незнании и радуется. Вот такие типы Сергей Сергеевич и создал. Притом Прокофьев ко всем законам оперного жанра отнёсся с этакой лёгкостью, без необходимого в таких случаях паритета. Наверное потому, в поисках свежего воздуха, нам было очень интересно обратиться к Прокофьеву.

- Кстати, интересно ещё вот что: почему наш оперные театр за все 25 лет своего существования ни разу не ставил Прокофьева? Некоторые утверждают, что его музыка требует особого исполнительского мастерства. Но может, это связано с другими причинами?

- Мне трудно говорить от имени красноярского театра, поскольку на протяжении большей части его деятельности я работал за пределами вашего города... Впрочем, у меня есть на этот счёт свой, довольно субъективный взгляд. Рискну предположить, что Прокофьев - это десерт. А как известно, вначале подают первые блюда, вторые, третьи, холодные, горячие закуски, а потом уже на стол выставляют десерт.

- Скажите, а как долго шла работа над оперой?

- Вы знаете, внутренне работа началась с мая прошлого года. Сначала я захаживал в театр, а с ноября месяца буквально здесь "прописался". В связи с тем, что работа для меня была новой, репетировал я долго. Стоит отметить, что театр в этом плане был ко мне снисходителен. Я и драматические-то постановки не умею брать наскоком, потому что считаю, что когда торопишься - результат получается не очень хорошим.

- Возможно, не совсем корректно прозвучит вопрос, но с кем для вас лично легче работать: с оперными артистами или всё же с драматическими актёрами?

- Приятнее и в одном, и в другом жанре работать с людьми ОДАРЁННЫМИ. А количество талантов на Руси ещё столь велико, что иногда удивляешься, как это земля, на которой не пашут, не сеют, а только загаживают её, ещё рождает такое количество уникальных людей, личностей, которые чего-то в этой жизни добиваются. И прелесть театра состоит в том, что люди здесь работающие трудятся не из-за зарплаты, и порой даже кладут на алтарь искусства свои жизни...

- Владимир Львович, любопытно было бы узнать, что всё-таки побудило Вас обратиться к опере?

- Периодически любому творческому человеку необходимо меняться, познавать новые виды, жанры, законы. Это нужно для того, чтобы не успокаиваться, для того, чтобы ощутить совершенно новый взгляд на то, чем ты занимаешься. Опера для меня - это настолько далёкий остров, что сам процесс плавания туда уже сейчас сделал меня другим человеком.

- В чём это проявилось?

- Нет никакого вида, жанра искусства, который бы имел столь законченной теории, как опера. Потому любая попытка драматического режиссёра постигнуть эти законы обязательно чем-то его обогащают. Я счастлив уже тем, что имею возможность находиться внутри творческого процесса оперного театра и, более того, каким-то образом ещё и влиять на то, что здесь происходит. К примеру, через 3 недели я сажусь за стол и начинаю с артистами разбирать Булгакова, поскольку уже сейчас на постановку его произведения я смотрю по другому, сквозь призму законов оперного искусства.

Притом, сотрудничество с театром опервы и балета - это у меня не первый "побег" из области драмы. Своеобразный сериал такой. После театра Пушкина - в музкомедию, потом сюда... А до этого у меня были "побеги" и на телевидение, и в цирк. Знаете, после того, как я поработал в цирке, я несколько лет жил этими эмоциями и соотносил законы циркового искусства с законами иных жанров, других видов искусства. И это было для меня очень полезно.

- Можете отметить самые сложные моменты в работе над оперой?

- На самом деле мне легче сказать, что было НЕ сложно. Более всго, конечно, напрягает момент психологический - когда ты в каком-то деле чувствуешь себя мастером, касаясь иной сферы, вдруг понимаешь, что как режиссёр ты здесь абсолютный дилетант. Вот мой дилетантизм в опере был для меня вначале моментом удручающим. Поверьте, очень сложно вновь становиться учеником и вновь ничего не знать. Но несмотря ни на что, я всё же не устану повторять, что это опыт чрезвычайно полезный.

- В таком случае, Владимир Львович, не планируете ли вы в ближайшем будущем поэкспериментировать в очередном новом для вас деле?

- Да, конечно. Правда, это произойдёт не очень скоро, но есть одна мелодия, на которую мне очень хочется снять клип. Это произведение Альбинони. Мне очень хочется перевести эту музыку в визуальный ряд. Впрочем, особенность этого проекта заключается главным образом в том, что продолжительности клипа будет абсолютно беспрецедентной - по времени он будет длиться около 30 минут. Вот такая, довольная смелая, есть у меня задумка.

Помимо этого, у Мольера есть произведения, которые написаны для драматических артистов, оперных певцов, балета и оркестра. И я мечтаю, что когда-нибудь мы, разошедшиеся от костра (всё же начиналось у одного костра, а потом уже вокруг этого костра построили большую площадь - с одной стороны люди поют, там же они танцуют, по другую сторону упражняются в жанре музыкальной комедии, с третьей стороны изображают драма, с четвертой - кувыркаются в цирке...), вернёмся обратнои попытаемся воздействовать на зрителя всем арсеналом, которым располагают различные виды искусства, мы бы двинулись вперёд, возвысились до простоты и вернулись бы к той точке, о которой шла речь. Но уже, конечно, в другом качестве.

Очень хотелось бы сделать что-то абстрактное, общее. И Мольер даёт к этому повод. И я думаю, что если такой проект когда-либо воплотится, он станет потрясающим событием в нашей культурной жизни!

"Красноярская газета", март 2003 г.