«Имеет ли смысл идти на этот спектакль, если не очень любишь балет, зато без ума от книги?» — спросили на днях у автора сего текста, чем повергли его в неглубокое замешательство. Наметился хитрый как-бы-парадокс: действительно, что тут ответить, если поставленный хореографом Снежаной Здор «Фаренгейт» — это, грубо говоря, не совсем балет, но в то же время и не совсем Рэй Брэдбери? Спектакль напоминает сновидение по мотивам книги знаменитого писателя; либретто — режиссерское, музыка — экспериментально-электронная, хореография — упоительно современная, а литературный сюжет здесь — скорее, подложка для стремительного каскада образов.

Начинается всё с потрясающе эффектного сюжета: по сцене, под звуки ритмичного, пощелкивающего и иногда похрипывающего техно, на пуантах разгуливают длинноногие манекенщицы в пышных футуристических нарядах; спустя некоторое время к ним присоединяются рослые парни, одетые в фосфоресцирующие костюмы химзащиты, одним из которых и окажется будущий мятежник, пожарный Гай Монтэг (Демид Зыков). Его размашистое и тягучее противостояние с собственной супругой Милдред (Надежда Панфилова), из цепких объятий которой он вынужден вырываться буквально силой, лучше всего отражает танцевальную идеологию постановки — напряженную, контактную, основанную на пластической агрессии и протяжном таинстве партерной хореографии. Общее же действо предваряется долгим панорамным видео в духе заставки к рабочему столу Windows 97, где грубовато отрисованные космические объекты торжественно и медленно, словно преодолевая сопротивление отсутствующего воздуха, проплывают над орбитами неведомых планет. Точно так же танцовщики весь спектакль будут бороться с притяжением собственных тел, а земная гравитация — искривлять, а то и ломать движения артистов.

«Фаренгейт» ощутимо напоминает предыдущую работу Снежаны Здор, «Римские каникулы» — асинхронный, разделенный на светлые и темные полутона, пропитанный резонансами и многократными повторами некоторого набора танцевальных элементов. Вместе с тем, мрачная грандиозность происходящего как элемент атмосферы антиутопичного будущего — это то, что хореограф-постановщик прежде всего позаимствовала у Брэдбери. Луддитская мелодика возросла как минимум на терцию: люди окончательно порабощены культурой потребления и скованы технологиями, их движения — вечный рефрен в каждодневной аляповатой рутине; в одном из сюжетов артисты дважды последовательно «перематывают» свой танец в обратном порядке и вновь, с каким-то отстраненным весельем, его воспроизводят. Все это — внутри сумрачных декораций, которые по заявлениям создателей спектакля должны напоминать Красноярск XXIV века (и, более того, созданы на основе фотографий самых узнаваемых мест города), но на деле скорее вызывают ассоциацию с заброшенным складом запчастей по сборке цеппелина.

Еще один забавный парадокс: премьера балета состоялась в воскресенье вечером, а утром того же дня в Доме кино, на научно-популярной конференции TEDx выступал один известный красноярский биофизик. Он рассказывал, в частности, что будущее человека разумного — это постепенная киборгизация, помноженная на генную инженерию; в противном случае людскую породу ждут деградация, мрак и смерть. Так в контексте заочного спора прагматичной науки и гуманистического искусства «Фаренгейт» приобретает дополнительный смысл — пожалуй, обозначенный более эмоционально, чем у Брэдбери, но не менее выразительно.

Евгений МЕЛЬНИКОВ
Newslab.ru, 26 февраля 2013 г.