В театре оперы и балета премьера оперы Сергея Прокофьева "Обручение в монастыре".

Если бы итоги театрального сезона не были подведены накануне, то оставшийся вакантным приз за сценографию и костюмы достался бы Ирэне Ярутис за "Обручение в монастыре". Прозрачный блеск чешуи, паутина рыболовной снасти, надетые поверх платьев кринолины вынесли оперу из пределов истории Ричарда Шеридана в условность современного театра. Ни по костюмам, ни по поведению героев невозможно узнать эпоху и уяснить "мораль представления".

Либретто написано Прокофьевым по шеридановской "Дуэнье". Музыка этой оперы для тех, кто читает партитуру, - сложна, а для тех, кто слушает, отличая ноты лишь по звуку, но не по написанию, - она ласкова до медитативности. Так бывают хороши стихи на незнакомом языке. И блесткие, изысканные, как экзотические рыбки, костюмы словно из самой музыки соткались. А режиссер Владимир Гурфинкель к тому же заставил испанскую знать плавать брассом меж сетями.
Результата вторжения драматического режиссера на территорию оперы ожидали с нетерпением. Вечный конфликт между тем, что в либретто написано о молодых и пылких страстях и абсолютным отсутствием страстей на сцене должен был разрешиться: Гурфинкель набрал молодых артистов, красивых и стройных, способных скакать даже во время пения. Временами режиссерский натиск оказывался сильнее сопротивления жанра. А временами актеры сами саботировали процесс.

Евгений Балданов, так помпезно принятый в коллектив - принявший участие в концерте в честь открытия 25-го сезона, - превратил своего героя, небогатого дворянина Антонио, в мелкого плута с замашками Труффальдино. Становилось жаль хитроумную и отважную Луизу, что остановила свой выбор на трусоватом идальго. Не расскажу, увы, какова была Луиза - Анна Гичик, приглашенная солистка театра музыкальной комедии, - но играющая во втором составе Светлана Рацлаф с опереточной легкостью спела и спрыгала свою роль.

Сюжет оперы - возрожденческое утверждение жизни. Даже сцены в монастыре наполнены не мрачной угрозой, а радостным легкомыслием. Все прощается, а счастье служит наградой за дерзость. Музыка написана летом 1940 года, то есть еще счастливым Прокофьевым, не знающим войны, голода, нищеты и послевоенной травли. Впрочем, спектакль не собирается тащить за собой хвост истории. Искусство XXI века свободно от посторонних для себя задач. Теперь главным стало то, что опера обручилась с драмой. Вышло изящно, но чуть-чуть скучновато.

Ирина БАХТИНА
"Очевидец" №13, 1 апреля 2003 г.