В ноябре 2018 года в Красноярском театре оперы и балета имени Д.А.Хворостовского прошел V Международный форум “Балет XXI век”. На форуме состоялось несколько премьер, и сразу несколько новых одноактных балетов представила Франческа Фрассинелли. Это первый опыт сотрудничества известного итальянского хореографа с сибирским театром.

– Синьора Фрассинелли, что, на ваш взгляд, представляет собой сегодня современный танец, как развивается это направление?

– Если обратиться к истории, основы contemporary dance были заложены после Второй Мировой войны такими творцами как Марта Грэм, Хосе Лимон, Мерс Каннингем, Твайла Тарп, Марк Моррис, – именно они и другие хореографы той поры открыли это направление, были первопроходцами. В наше время, говоря о контемпорари, мы размышляем о поиске нового пластического языка, о попытках создать что-то очень личное, абсолютно индивидуальное.

– Вы не впервые работаете в России. Какое у вас впечатление от возможностей наших танцовщиков?

– Я ставила в Большом театре номер для Тимофея Андрющенко (сейчас он ведущий солист в миланском театре “Ла Скала”), регулярно езжу в Казань – тренирую там местную команду художественной гимнастики, создаю для нее хореографию. А теперь с удовольствием репетировала в Красноярске. Хочу отметить, что российские артисты отлично владеют искусством классического балета. А это большое преимущество в освоении современной хореографии, потому что когда танцовщик высокотехнично подготовлен, ему проще добиваться чистоты элементов. И мне как хореографу легче работать с такими людьми – они могут достигнуть высот в самой разнообразной пластике.

– А разве современный танец не требует каких-то специфических особенностей, необходимой физической подготовки танцовщика?

– Здесь движения скорее округлые, они не столь графичны, как в классическом балете, – и, безусловно, нужно приложить усилия, чтобы перестроить тело. Но если артист знает свои возможности, понимает, как вытягивать из себя то или иное движение, как его контролировать – ему дается любая хореография. Поэтому мне легче работать с профессиональными балетными танцорами. Сегодня любая высококлассная контемпорари труппа обязательно изучает классический балет – именно с него она начинает свои ежедневные репетиции.

– Сами вы тоже сначала осваивали классику?

– О, да. Училась в Академии балета в Италии, позже получила классическое образование в Торонто. Шесть лет проработала в Национальном балете Канады, затем танцевала в различных итальянских труппах – в Неаполе, Флоренции, Триесте, Милане. Начинала с “Жизели”, исполнила там сольную партию одной из виллис. В Северной Америке мы ставили “Щелкунчика”, “Дон Кихота” и другую классику, я была задействована во всем репертуаре. Наш театр возглавлял Эрик Брун. А затем пришла Патриция Нири – она изменила стиль, общее видение труппы. Нири развивала так называемый “североамериканский стиль” Джорджа Баланчина, и такой стиль мне очень нравится. Это было нечто совершенно иное, я сказала себе: “Ага, вот что действительно мое”, – и это направление стало для меня естественным переходом от классики к контемпорари. Очень люблю балет, до сих пор каждое утро делаю балетную разминку – она чрезвычайно полезна для тела. Но однажды почувствовала, что хочу открывать что-то новое, вне рамок классики. Я счастливый человек – мне повезло работать с самыми разными труппами и направлениями, у меня всегда была возможность выражать собственное видение в танце. А это и есть то, что я люблю больше всего.

– Насколько на Западе распространена практика, когда балетные актеры начинают с классики, а потом переключаются на современную хореографию – как, например, Сильви Гиллем?

 Не только на Западе – в России тоже есть такие балерины: Светлана Захарова, Диана Вишнева. Мне кажется, это естественный процесс. Иногда очень трудно исполнять роль, которую до тебя разработал кто-то другой. И почти все, кого я знаю, пробовали заниматься контемпорари ради преодоления новых рубежей, обновления духа, если можно так выразиться. Кто-то не оставляет классический балет, продолжает танцевать свои партии, остается ведущим солистом. Но иногда некоторые, как в случае Иржи Килиана или Уильяма Форсайта, решают, что больше никакой классики, и создают нечто совершенно сумасшедшее и невероятное.

– Кто из хореографов произвел на вас особенно сильное впечатление, стал вдохновляющим примером?

– Восхищаюсь Пиной Бауш. Она была актрисой, певицей, хореографом, сценографом – находила поэзию в разных вещах и так много сделала для Германии и всего мира! Иногда она казалась странной, потому что создавала скорее театр танца, чем просто танец – не так, как большинство постановщиков.

Я нахожу чрезвычайно энергичным и артистичным балет Иржи Килиана и Охада Наарина из компании “Батшева”. Еще мне очень близка Кристал Пайт из Нью-Йорка. Ее труппа была ведущей в США, но, к сожалению, закрылась из-за финансовых проблем. Кристал Пайт очень эмоциональная, и в то же время ее язык заметно отличается от других. А Килиан лично для меня вообще самый лучший.

– Франческа, а с чего началась ваша карьера хореографа?

– На самом деле, с несчастья – я травмировала ноги, одно колено было серьезно повреждено, его пришлось оперировать. Была вынуждена сделать перерыв. Выздоровление проходило не очень хорошо, у меня оставались проблемы с коленями. Оглянулась вокруг, посмотрела на свою жизнь под другим углом – и начала пробовать сама создавать хореографию. Вскоре меня стали приглашать на постановки, и с тех пор много езжу ставить по всему миру, мне это очень нравится.

– Заметно, что вам важно рассказать в своих постановках некую историю. В современной хореографии много абстрактного – зачастую нет ни темы, ни сюжета. У вас же прослеживается четкая идея в каждом номере.

– Мне хочется, чтобы люди, которые смотрят мой спектакль, получали от него какие-то эмоции. Чем больше публика поймет из того, что видит на сцене, тем больше шансов, что она придет и на следующее выступление. На мой взгляд, хореограф должен ясно понимать, что он хочет сказать. Для меня важны живая эмоция и идея, их я пытаюсь выразить через танец. Если этого нет, вся работа будет холодной и бессмысленной, никакая красота движений ее не спасет.

– В Красноярске вы создали хореографию на музыку Чайковского, Равеля, Шуберта и Шопена. Почему выбрали произведения именно этих композиторов?

– Потому что очень люблю классическую музыку, хотя нередко ставлю танцы и на современную. В “Болеро” захватывает мощная тема и сложность задачи. Номер на эту музыку Морис Бежар создал специально для Майи Плисецкой, позже другие артисты тоже танцевали его в одиночку. А мне было интересно поставить его на группу танцовщиков, поискать иной ключ к этому танцу.

Шуберт очень романтичный автор, но его музыка немного чужда балету, и поставить номер на его Ave Maria – в этом тоже есть свой вызов для постановщика. А Шопена я взяла для композиции, на которую меня вдохновил фильм “Эллис” с участием Роберта де Ниро. На остров Эллис когда-то отправляли на карантин иммигрантов, прибывавших в Америку, де Ниро играет одного из таких приезжих. В моей интерпретации эта история становится воспоминанием трех мужчин, живущих в больнице на острове, в комнате без окон, не имея возможности даже издалека увидеть свою мечту.

Особенно сложно было создавать балет “Ромео и Юлия” на увертюру-фантазию Петра Чайковского: мне нужно было успеть за 20 минут рассказать в танце всю историю Ромео и Джульетты. Если вспомнить, что балет Сергея Прокофьева на этот сюжет идет больше двух часов, то можете себе представить, насколько непростой оказалась задача. Надеюсь, мы с ней справились. Очень люблю Чайковского – вот главное, что повлияло на мой выбор произведения.

– У вас есть собственная труппа?

– Нет, и не будет, ни в коем случае. (Смеется.) Предпочитаю путешествовать и чувствовать себя свободным художником. Раз в год работаю с одной труппой в Италии – с проектом Eko Dance под руководством Помпеи Санторо. Но свою компанию собирать никогда не планировала – мне интереснее работать во многих странах с разными индивидуальностями. Если же долго оставаться в каком-то одном месте с одними и теми же танцовщиками, появляется риск утратить креативность и оригинальное видение в хореографии, развивается инертность. Я заряжаюсь энергией от встреч с новыми людьми, это вдохновляет меня на поиски.

Елена КОНОВАЛОВА, фото автора
«Экран и сцена» №2, 31 января 2019 года