Когда сердце поджигает голову
В последние годы в наш оперный театр я чаще всего иду «на Дашу». У Дарьи РЯБИНКО не просто яркий и сильный голос. Она умеет перевоплощаться в своих героинь: сомневается, торжествует, погибает и воскресает вместе с ними. Обладательница награды за самый красивый голос Европы, финалистка Международного конкурса молодых оперных певцов Елены Образцовой, Дарья ещё и умеет рассказывать о своём творчестве так, что забываешь о времени. Так что выходили мы из её гримёрки, когда во всём театре уже погас свет и не осталось никого, кроме охранника и призраков оперы.
— Действительно, для всей семьи это было сюрпризом. Не перестаю благодарить родителей, что они у меня такие понимающие и никогда не навязывали нам, детям, серьёзных решений, мы делали выбор сами.
Вообще-то, я совсем не собиралась в музыку. Мама верующий человек, и я ходила в православную школу, где услышали, как я пою, и предложили пойти в муниципальный детско-юношеский духовный хор «София». Так я лет в 10 попала в младшую группу хора.
— Даже в музыкальной школе не училась?
— Училась, но всего два года. Я пришла туда поздно и это решение тоже принимала сама. Дома у нас было пианино, захотелось на нём играть. Попала сразу во второй класс. Но когда оказалось, что нужно очень много работать… Заниматься я ленилась и даже обманывала родителей: записывала исполнение пьес на магнитофон, закрывала двери и включала запись, а сама читала книжки. И в конце концов сбежала из школы — в начале четвёртого класса, заявив, что мне достаточно хора.
Так что у меня совсем маленький запас музыкальной грамоты, и это мешает в работе до сих пор. Когда я слышу из гримёрки, как кто-то поёт и подыгрывает себе на фортепиано, каждый раз думаю, насколько глупым был мой поступок.
В хоре «София» мне очень нравилось — и общаться, и петь, к тому же мы часто ездили на гастроли в другие города и страны. Но когда мой руководитель Ольга Карловна РУСАКОВА заговорила о моей возможной певческой карьере, я ответила: нет, это не про меня. Cобиралась то стать врачом, как моя сестра, то пойти на экономический, как брат.
Но вскоре в моей жизни появился человек, благодаря которому я и оказалась на сцене, — Галина Алексеевна АСТАНИНА, первый педагог Дмитрия ХВОРОСТОВСКОГО. Её пригласили в наш хор позаниматься с солистами вокалом, и я попала в тот список. Галина Алексеевна мне сразу очень понравилась, но на эти уроки я сначала ходила просто, чтобы её не обижать. Потом она спросила: не хочу ли я заниматься оперным пением. «Опера? Где толстые тётки поют трясущимися голосами?» — ответила я. Но Астанина начала постепенно приучать меня к этому жанру, приносила пластинки, водила в театр на лучшие составы… Таким оказалась стратегом! В музыку, которую я начала слушать благодаря ей, нельзя было не влюбиться.
Галина Алексеевна подготовила меня к поступлению в Академию музыки и театра. При том что я не оканчивала ни музыкальной школы, ни училища. И там я попала к другому учителю Хворостовского — Екатерине Константиновне ИОФЕЛЬ. Правда, в её классе задержалась только год. Так получилось, что мы расстались, хотя и после я всегда приходила к ней за советом.
В Академии я сменила трёх педагогов. Вторым моим учителем была Жанетта Георгиевна ТАРАЯН, замечательная певица, заслуженная артистка России. А оканчивала вуз я в классе Владимира ЕФИМОВА, народного артиста страны. Они оба пели в оперном театре, именно на их спектакли водила меня Галина Алексеевна. Каждого из моих учителей я очень ценю, их уроки всегда со мной. Но первой о своих успехах я всегда сообщала Галине Алексеевне… К сожалению, она уже ушла из жизни.
Ещё один важный человек для меня — Анатолий Алексеевич ГУСЕВ. Он живёт в Милане и преподаёт академический вокал. Его ученики поют в самых известных театрах Европы. В наш театр он приехал на постановку «Аиды» — заниматься с теми, кто был задействован в спектакле. Так мы и познакомились. После этого я благодаря нашему театру и Фонду Михаила Прохорова, который предоставил грант, попала на стажировку в Италию. Это очень помогло мне в вокальном плане. Помогло понять, какой голос мой по-настоящему.
— Меццо-сопрано? В оперных спектаклях под него редко пишут центральные партии…
— Да, мой природный голос — это высокое меццо-сопрано. Грань между ним и сопрано очень тонкая и не совсем безопасная. Например, если всегда петь чуть выше, чем заложено природой, изнашиваемость голоса увеличивается, и это заметно укорачивает певческую жизнь.
Мне нравится петь верха, они у меня свободные, и когда у нас в театре, распеваясь, колоратурные сопрано берут высокую ноту, я тоже подпеваю им. Мне и предлагали перейти в сопрано: для таких голосов очень много главных ролей. Но я всё же выбрала то, что мне ближе, и окончательно утвердилась в своём решении в Италии, на родине оперного искусства, где иначе относятся к меццо-сопрано.
К примеру, у нас считается, что этот голос не должен звучать светло, его нужно наполнять тёмным, глубоким звучанием, и иногда это приводит к тому, что молодые певицы начинают петь возрастными голосами. А в Италии обладательницам меццо-сопрано не нужно ничего изобретать, менять его: требуется просто петь своим голосом — ярко, полётно, наполняя зал…
Следуя этому, я с каждым годом слышу, как моё меццо-сопрано говорит мне спасибо, что оставила его «на нужном месте». Голос развивается и, как и положено этому тембру, должен полностью сформироваться к 35 годам.
— Ты занималась в Италии с одним учителем?
— Нет, работала ещё и с коучем, который преподавал итальянский язык — говорю на нём почти свободно. Жаль, что в родном городе не хватает практики, хотя я продолжаю заниматься с учителем итальянского. Кроме того, со мной на стажировке работала певица, меццо-сопрано, которая пропела свою карьеру в Ла-Скала. Мы были в Италии вместе с моим замечательным концертмейстером Анастасией КОСИНСКОЙ, которая очень помогает мне в работе над каждой ролью.
Та поездка была очень интересным опытом. Но больше всего мне дал, конечно, Анатолий Алексеевич. Он настоящий фанатик своего дела и знает об опере всё: какая ария для кого была написана, почему в этой партии именно такая нота, что можно петь, а что нельзя… Он отполировал очень много шероховатостей в моём голосе, и я всегда стараюсь встретиться с ним, чтобы поработать ещё. После стажировки несколько раз ездила в Милан, иногда он приезжает в наш театр. Пусть он живёт далеко, но я знаю, что у меня есть педагог, который хорошо знает мой голос и готов дать нужный совет.
— То есть оперные певцы учатся всегда.
— Да, я часто бываю на мастер-классах, учусь и самостоятельно. Если слышу, что у кого-то получается то, чего не могу сделать я, то всегда спрашиваю, прошу показать. Иногда от одного слова вдруг приходит просветление! Бывает, обнаруживаю что-нибудь новое и думаю: как же поздно я это нашла. Наверное, таких открытий впереди море…
— Когда ты поняла, что к тебе пришёл настоящий успех?
— Да я и сейчас не уверена, что это так, и всегда во всём сомневаюсь… Пожалуй, первым успехом для меня стал дипломный спектакль по окончании Академии музыки и театра. Сейчас выпускники оперного класса сдают экзамен на базе института. А в наше время всё завершалось постановкой на сцене оперного театра.
С моим выпуском получилась необычная история: два года до него и два года после на курсе не было ни одного меццо-сопрано. А у нас таких певиц оказалось сразу три. Поэтому долго решали, в каком спектакле можно всех объединить. В результате поставили «Свадьбу Фигаро». Но я единственная с курса пела в другой постановке — в «Царской невесте» РИМСКОГО-КОРСАКОВА. Партию Любаши, о которой всегда мечтала. Тот момент, когда я после спектакля вышла на сцену, был бесконечным счастьем: у меня не хватало рук под букеты, я укладывала их на пол. Не ожидала тогда, что так много моих знакомых придут поддержать меня на главном в жизни экзамене… Пришли пол-училища, многие сотрудники Академии. Были там и представители администрации театра. И хотя спела я неплохо и получила хорошую оценку, всё равно весь месяц переживала, боялась, что меня не возьмут в труппу.
Я по-прежнему пою Любашу, но теперь она у меня совсем другая.
— Что тебе нравится в этом образе?
— То, как он развивается на протяжении сюжета. Я иногда смотрю постановки других театров и обижаюсь на режиссёров. С самого начала на сцену у них выходит злодейка Любаша. Но ведь этот образ совсем иной! Вначале это искренний, верящий в то, что сможет переубедить других, человек с чистым и открытым сердцем. Но постепенно Любаша понимает, что любимый человек оставляет её, теряется и в конце концов приходит к тому, что готова причинить зло другому. За этими переменами в её душе интересно и наблюдать, и играть их.
А статичных героинь не люблю. Магдалену в «Риголетто», например, или Ольгу в «Евгении Онегине». Мне эти образы кажутся однобокими, о них нечего сказать, для них не получается найти красок. Ольгу вот можно охарактеризовать одним словом — ветреница. Она такая и в начале, и в конце оперы, даже не о чем задуматься.
Сложные отношения у меня и с Кармен — все меццо-сопрано мечтают спеть именно эту партию. Я для себя этой роли не хотела. Но спела и пою, потому что благодаря работе с режиссёром отыскала свой образ. Думаю, что каждая певица, которая играет Кармен, должна найти её в себе. Мне не нравится Кармен «причёсанная», как я её называю. Она не просто свободолюбива — это понятно, это главная мысль всей оперы. Героиня Мериме очень любит жизнь. Кармен — она растрёпанная, стихийная, в ней бурлит жажда жизни и любовь к ней, она честна сама с собой, и именно это приковывает к ней внимание, люди идут за ней. А ещё она не боится смерти и очень убедительна в этой фразе: «Я лучше умру, чем сделаю то, чего не хочу». Это бешеный коктейль… Перед каждым спектаклем, чтобы сыграть эту роль, надо себя взболтать. Я попросила режиссёра в первой сцене быть босой — ведь Кармен выходит с табачной фабрики, там жарко, душно. У неё босые ноги, задраны рукава и подоткнута юбка, и ей всё равно, какой её видят люди. А то эта роза в волосах… Что, на табачной фабрике она сидела с розой? Во что бы там превратился цветок? Перед спектаклем я всегда прошу гримёров не приукрашивать Кармен, она должна быть естественной.
— Даша, заметно, что на сцене ты не просто любуешься своим голосом…
— Я не знаю, как можно по-другому. Часто слышу: «Главное — спеть, актёрское перевоплощение необязательно». Но как не сопереживать своему герою? Даже в небольшом произведении. Сейчас на концерте пела песню «Мальчишки». Так мы три раза в классе поплакали, пока репетировали. У меня не получается иначе, я не специально выжимаю эмоции из людей. И такую волну в ответ чувствую от зала! Ради этого хочется выходить на сцену ещё и ещё.
— Наверное, тратится немало душевных сил.
— Мне очень нравится петь. И у меня нет такого, чтобы уходить после представления опустошённой. Наоборот! В вокале есть такой приём, как сброс дыхания. Так вот у меня после каждого выступления происходит сброс эмоций. Бывает, спою — и так жалко, что спектакль уже закончился. А когда болею, мне грустно оттого, что нужно молчать. Все поют, а я молчу…
— Как ты готовишься к новой роли?
— Очень много слушаю, чтобы понять героиню. В первую очередь беру клавир, привезённый из Италии (это ноты с партиями фортепиано и голоса), и делаю дословный перевод всей партии с итальянского. Там есть подстрочник на русском, но это совсем не то. Например, строчка «Пламя пылает, костёр сжигает» по-итальянски звучит так: «Пламя пылает, необузданная толпа бежит к нему». Совсем иначе, правда? Если не вникать в подробности текста — неинтересно. Готовясь к роли «Кармен», перечитала новеллы Мериме.
— Кто из твоих героинь сегодня у тебя любимые?
— Люблю Амнерис в «Аиде», а из новых, конечно, Азучену в «Трубадуре» Джузеппе ВЕРДИ. Вначале меня пугала эта роль — нужно было создать слишком эмоционально насыщенный образ. По сюжету Азучена безумна: она по ошибке сожгла родного сына на костре, пытаясь отомстить за свою мать. Очень кровавая роль. Мало того, с вокальной точки зрения она тоже сложна — задействован весь диапазон голоса.
Я опасалась, что мою Азучену захлестнут эмоции. Ведь как положено петь? С горячим сердцем и холодной головой. И я боялась, что сердце может поджечь голову, и в такие моменты «пережму» голос, и это может губительно сказаться на нём. К счастью, всё прошло хорошо. И именно за Азучену, как мне рассказали по секрету, на краевом фестивале «Театральная весна» меня наградят за лучшую женскую роль в оперном спектакле…
— Какой из конкурсов, в которых ты принимала участие, особенно запомнился? Каким был для тебя, например, конкурс молодых оперных певцов Елены Образцовой?
— Это был очень важный опыт. Там я прошла в третий тур: 12 финалистов из 200 участников. Но, к сожалению, стала лишь дипломантом и не попала в 5 призовых мест. Было обидно, но не за себя, а за ребят, которые, как и я, получили только дипломы. Среди них были достойные претенденты на победу, однако жюри отстояло своих. Я бы рассудила по-другому.
Все финалисты этого конкурса, я считаю, справились с заданиями, а они были очень сложными. Например, мне досталась партия Эболи из «Дона Карлоса» Джузеппе Верди, в которой очень много напряжённых высоких нот. Мечтаю спеть всю её целиком, но, к сожалению, «Дона Карлоса» очень редко ставят в наших театрах.
А вообще, что касается конкурса Образцовой, нужно правильно загадывать желания. Собираясь в Москву, я говорила себе: не хочу никаких побед, хочу пройти в финал и спеть с оркестром. Ну, так и вышло!
— Да, этот конкурс — Международный конкурс вокалистов имени Антонина Дворжака, который проходил в Чехии в 2015 году — действительно стал очень удачным для нас. Мы с Анастасией Косинской попали на него во время той самой стажировки в Италии, о которой я рассказывала. К тому времени нам оставалось прожить в Милане три недели. А это очень дорогой город, и грантовые деньги уже почти закончились. На средства гранта оплачиваются проживание, обучение и дорога, а за всё остальное нужно платить самостоятельно. Я чуть не плакала в магазинах: кусок мяса на один раз стоил столько, сколько нам оставалось на всё пропитание в течение недели.
Так что, собираясь на конкурс в Карловы Вары, мы с концертмейстером решили, что у нас один выход — выиграть: за первое место полагался денежный приз. И действительно взяли первую премию, а оставшиеся три недели в Италии безбедно жили на эти деньги. И на подарки родным хватило.
Кроме денег, мне вручили замечательный приз — шар из чешского стекла. Весом в 8 килограммов. А мы летели лоукостером, где предельный вес багажа был 8 кг… Я позвонила родителям, рассказала, что собираюсь подарить шар кому-нибудь. Но папа был категоричен: нет, выбрасывай платья и туфли из рюкзака, а шар вези — это трофей!
Пришлось оставить приз. Однажды я из-за него даже вывалилась из автобуса со второго этажа — он перевесил в рюкзаке за спиной. Кое-как прошла с ним контроль в аэропорту, и теперь стоит этот чешский приз у меня дома.
В тот же год я победила в нашем, красноярском, конкурсе имени Петра Словцова. Конечно, перед этим тоже сомневалась, что войду в тройку призёров, что смогу выиграть…
— В каких конкурсах ты собираешься участвовать в этом году?
— Пока хочу сделать перерыв. Я немного охладела к конкурсам: можно побеждать, можно оставаться в шаге от победы, но это несущественно. Мне сейчас интереснее поездки — например, участвую в нескольких постановках казанского оперного театра. Там можно спеть партии в спектаклях, которых нет у нас, и почитать рецензии на своё выступление.
Вот если соскучусь, тогда вернусь на конкурсную сцену. Например, неплохой конкурс проводят в Саратове. Вообще, всегда любопытно посмотреть, как где что организовано.
— Звали ли тебя в другие театры?
— Предлагали прослушивание. Если честно, я сама долго хотела уехать. Но пару лет назад, наверное, проснулась мудрость… Я поняла, насколько меня ценят здесь. Часто выхожу на сцену, пою во многих спектаклях. Когда к нам приезжает режиссёр-постановщик из другого города, на одну роль отсматривают по 5-6 человек. И мне нравится каждый раз доказывать, что я достойна петь в новом спектакле.
Стоять по полгода в очереди, чтобы выйти на сцену, как в Москве, совсем не хочется. В столицах сложные отношения между артистами, свои подводные течения. В общем, я люблю уезжать — и возвращаться в родной театр. У нас всё по-честному.
Татьяна АЛЁШИНА
"Сибирский форум", март 2018 г.
