Ведущий солист Красноярского балета Марчелло Пелиццони родом из Италии, балетное образование получил в Москве и уже пять лет танцует на сибирской сцене. Статный и обаятельный молодой танцовщик сразу же заявил о себе – начал с партий принцев, но вскоре в его репертуаре появились Ромео, Хозе, Абдерахман и другие разноплановые персонажи. В балете Ц.Пуни “Катарина, или Дочь разбойника” Марчелло исполняет две главные роли – художника Сальватора Розу и разбойника Дьяволино, и в обеих убедителен. За образ Дьяволино артист выдвинут на Национальную театральную премию “Золотая Маска”. 21 марта он будет танцевать в “Катарине” на Исторической сцене Большого театра.

– Для меня это настоящий подарок судьбы. Я уже не раз выступал на сцене Большого: сначала на первых курсах во время учебы, год назад вместе с Еленой Свинко – на Международном конкурсе артистов балета, прошлым летом – на гастрольном пресс-показе “Катарины”. Хотя когда-то в выпускном концерте мне там станцевать не удалось из-за травмы, и для меня это была трагедия. Но мудрые люди утешили, сказав, что я туда еще непременно вернусь. Так и вышло. А сейчас все мысли только о том, чтобы достойно выступить на фестивале.

– Не могу не спросить, Марчелло, какой из двух героев “Катарины” для вас привлекательнее?

– Они мне оба очень нравятся, каждый по-своему. Но Сальватор – классический лирический герой, с более строгой пластикой, а у Дьяволино, несмотря на изобилие прыжков и вращений, больше свободы в движениях, и, пожалуй, этим он для меня интереснее – комфортнее чувствую себя в образе лихого разбойника. А самая большая сложность в работе над ним была даже не в прыжках и трюках, а в необходимости сочинять этот характер изнутри, потому что “Катарину” сто лет никто не танцевал, не у кого было поучиться. Дьяволино мы репетировали вместе с Гошей Болсуновским и Матвеем Никишаевым – отталкивались друг от друга, заимствовали какие-то элементы. То же самое, впрочем, происходило и в выстраивании образа Сальватора, где нам с Матвеем (номинирован в этом году на “Золотую Маску” за партию Сальватора Розы. – Е.К.) и Юрой Кудрявцевым пришлось основательно поработать над чистотой движений.

– На сегодня в вашем репертуаре больше двадцати разнохарактерных сольных партий. Какие из персонажей вам ближе?

– Все говорят, что у меня внешность принца, и я танцую их с удовольствием – в “Лебедином озере”, “Золушке”, “Щелкунчике”, “Спящей красавице”. Но если самому выбирать, что исполнять, всегда предпочту других персонажей – таких как Ромео, Хозе в “Кармен” или Дьяволино – при классической пластике их нельзя назвать чисто лирическими, такие образы требуют особого темперамента. И дают больше свободы. Позже, думаю, захочу станцевать и Тибальда, но сейчас мне особенно близок Ромео – молодой влюбленный итальянец, как и я сам, это моя партия.

– А Эскамильо в “Кармен” вам интересен?

– Попробовать можно, но я более страстный по натуре, как Хозе. А тореадор должен быть сдержанным – в его профессии важна холодная голова. Если бы на арену вышел Хозе, бык сразу его убил бы. Сейчас, до ответственного выступления в “Катарине”, не могу в полной мере строить планы. Но в перспективе хотелось бы станцевать Солора в “Баядерке”, Базиля в “Дон Кихоте”, Конрада в “Корсаре”, Спартака – это вообще заветная мечта. Испытываю большой интерес к Ротбарту в “Лебедином озере”: когда смотрю, как репетируют другие, всегда ловлю себя на мысли, что сделал бы его по-своему – мне легко примерить на себя такого героя. В конце прошлого сезона дебютировал в партии Абдерахмана в “Раймонде”, давно хотел его исполнить. Думаю, танцевать его нужно так, чтобы к концу спектакля зритель ему посочувствовал. Он же не злодей – просто страстно влюбился в Раймонду, готов ради нее на все. Очень люблю эту роль. Абдерахман – воин, он может быть резким и грубым, но по отношению к Раймонде он мягкий и нежный. А когда она его отвергает, он отважно бросается в бой с соперником. Как знать, может быть, в жизни такой человек смог бы победить в противоборстве, покорить любимую девушку страстным чувством. Каждый любит по-своему.

– Как, на ваш взгляд, любит Хозе?

– Хозе тоже полон страсти, но Кармен быстро к нему охладела, и он потерял голову. Мне кажется, он даже не осознает, что убивает ее – это явно несознательный шаг. Когда готовился к этой партии, много смотрел фильмов и читал о серийных убийцах, пытался понять их мотивацию. Большинство из них убивают не потому, что им это нравится, просто их накрывает какая-то неодолимая злость. То же самое происходит и с Хозе. Но это тоже любовь – как говорил Данте Алигьери, любовь, что движет солнце и другие звезды. А еще любовь порой сводит людей с ума. Как и в случае с другим моим влюбленным персонажем – Мизгирем: он настолько был одержим Снегурочкой, что не смог остаться на земле без нее. Всем ради нее пожертвовал и все потерял – зачем ему жить дальше? Балет – это всегда история любви.

– Каких усилий от вас потребовала партия Нижинского?

– Одна из самых больших сложностей в театре – исполнять психически больного. Мой герой – безумно талантливый человек, которого из-за шизофрении на 30 лет закрыли в клинике для душевнобольных, и углубляться в его историю было очень непросто. После его смерти ученые исследовали его хореографию по старым записям, и уже по ней было видно, что он болен: в какие-то моменты останавливался, словно забывал, что делает. Тем не менее, несмотря на психологическую трудность погружения в образ Нижинского, это одна из самых дорогих для меня ролей. Мой любимый хореографический язык: свободная пластика, но в рамках классики. В постановке Михаила Лавровского много элементов балетов, которые танцевал Нижинский: здесь есть движения из “Шахерезады”, “Петрушки”, “Видения розы”. Я репетировал со своим московским педагогом Денисом Владимировичем Медведевым – он сам исполнял эту партию и передал мне ее с ноги на ногу. А самая большая радость для меня в том, что я выступил на 80-летии Михаила Леонидовича Лавровского – моего кумира, настоящей легенды балета. Для меня он гений. Когда готовлюсь к спектаклям, прежде всего, смотрю его записи.

– А когда вы впервые вышли на профессиональную сцену?

– В 16 месяцев. Серьезно! Я родом из Пармы, моя мама 15 лет проработала в местном оперном театре в мимансе. Мой первый сценический выход состоялся в “Трубадуре”Джузеппе Верди: мама держала меня на руках и даже позволила немножко походить. А чтобы вел себя спокойно, давала мне конфеты. С того момента, когда нужны были дети в спектаклях, лет до восьми-девяти постоянно был задействован в мимансе. А потом попал на отчетные концерты в танцевальной школе, где училась моя двоюродная сестра, и тоже захотел попробовать. Хотя тогда меня увлек даже не сам танец, а то, что в балетном классе было всего два мальчика и 25 девочек – сразу сказал, что мне это подходит. (Смеется.) Правда, до сих пор так и не женился. Зато детское увлечение привело меня в Россию, где я уже всерьез занялся балетом.

– Почему предпочли именно Москву?

– Она меня предпочла. Лет в 13 осознал, что если хочу стать профессиональным танцовщиком, нужно получить серьезную академическую базу. После проб в разных местах меня готовы были взять на учебу во Франции и в Москве (на летний подготовительный курс). И хотя собирался ехать учиться в Канны, но когда мне в Московской академии летом предложили остаться еще на год, не стал отказываться. И не жалею: в России своя академическая методика, и она, на мой взгляд, самая лучшая. Педагог в классе показал мне все – от первой позиции до прыжков, я за год освоил программу за четыре года. Там моделировали мое тело, за два года я абсолютно изменился внешне благодаря своей школе. Но самое дорогое, что дала мне учеба в Москве – мои педагоги подарили мне любовь к танцу. Именно тогда влюбился в балет по-настоящему.

– Так за что же вы любите балет?

– За то, что на сцене я и есть настоящий Марчелло – это моя суть. Я по жизни актер и шоумен, человек артистичный. Всегда думал, что стану артистом, и в моей семье в этом никто не сомневался. Мне нравится вкладываться в роль, готовиться к спектаклю, просто находиться в театре – это мой второй дом, вся моя жизнь связана с театром. Люблю балет, потому что это настоящее искусство – самое дорогое, что есть у человечества. Без искусства мы не сможем жить – жить красиво, по крайней мере. Я влюбился в актерское мастерство, потому что каждый жест в балете что-то значит. Ты можешь через свое тело показать какую-то историю, передать живую эмоцию. Это невероятно сложно, но очень красиво. Я сам западный человек, но русский балет всегда отличался тем, что в нем нет ни пустого жеста, ни пустого взгляда. Почему во всем мире любили выдающихся русских танцовщиков – Уланову, Плисецкую, Васильева, Лавровского? Потому что они выходили на сцену, как в последний раз. Мне хочется стремиться к тому же.

Елена КОНОВАЛОВА
«Экран и сцена», 16.03.2023