У него внешность принца — статный, красивый, утончённый. И за свою десятилетнюю балетную карьеру он станцевал практически всех принцев классического репертуара.

Но сегодня один из ведущих солистов Красноярского государственного театра оперы и балета Кирилл Литвиненко всё чаще выходит на сцену в характерных партиях. Что это, тенденция или личный выбор?

«Здесь я вырос как солист»

— О чём мечтали ваши родители, когда отдавали вас в балет? Ведь хореографическое училище — это не то место, куда мечтают попасть мальчишки?

— Да, в балет меня отдала мама, просто взяла за руку и привела в детскую школу искусств. Было это в городе Энгельсе, где мы тогда жили. А мечтала мама об одном — приобщить меня к искусству, чтобы не болтался без дела по улице. В балетном классе я вначале был единственным мальчиком среди 15 девочек. Потом нашего полку прибыло. Я прозанимался там три года, и мой педагог — бывший танцовщик — заметил во мне потенциал и посоветовал поступить на хореографическое отделение Саратовского областного училища искусств. Так, благодаря маме и моему педагогу Виктору Петровичу Горбачёву, я оказался в балете.

После окончания училища в 2002 году я недолго поработал солистом в Саратовском академическом театре оперы и балета. Затем, с лёгкой руки Виталия Николаевича Бутримовича, оказался в Нижегородском театре оперы и балета им. А. С. Пушкина. Проработал там 4 года, танцевал классических балетных принцев и там в первый раз станцевал несколько характерных партий: Мефистофеля в балете «Фауст», тореадора в «Кармен-сюите», капитана Гринёва в балете «Капитанская дочка». А потом случайная встреча с Сергеем Рудольфовичем Бобровым привела меня в Красноярск. Так что, на сцене Красноярского театра оперы и балета я танцую уже 6 лет.

— Отличаются ли театры, в которых вы работали?

— Конечно. По духу, по атмосфере. Саратовский театр — старинный, дворянский, с колоннами и красным бархатом. Нижегородский тоже немолодой, с устоявшимися традициями. А вот Красноярский театр — современный во всех отношениях. И здесь мне комфортно работается, здесь я вырос как солист, мой репертуар расширился и пополнился характерными партиями, очень интересными для меня.

«Я проснулся с мыслью, что нужно работать…»

— Какие балетные партии вы сейчас танцуете и какие из них для вас наиболее интересны?

— Конечно, мне интереснее танцевать характерные партии, в них можно выразить всё более ярко, броско, зримо передать эмоциональное состояние. Характерные герои обычно «зажигают» зрителей. Но я люблю танцевать и классические «аристократические» партии: принца Дезире в «Спящей красавице», принца в «Щелкунчике», Зигфрида в «Лебедином озере», графа Альберта в «Жизели». Но Сергей Рудольфович, видимо, разглядел во мне задатки характерного героя, поэтому наряду с принцами я начал танцевать злого гения Ротбарта в «Лебедином озере», фею Карабос в «Спящей красавице», Эспадо в «Дон Кихоте», Тибальда в «Ромео и Джульетте», Красса в «Спартаке».

— Давайте немного про Красса. Станцевали эту партию и проснулись знаменитым? Ведь именно роль Красса в 2008 году стала для вас победной в театральном конкурсе «Премьеры Красноярья» (в номинации «Лучший ввод»).

— На следующее утро я проснулся с мыслью, что нужно работать. Я долго шёл к Крассу, много репетировал. Это очень сложная партия как по технике, так и по драматизму. Нужно было создать образ хладнокровного, мужественного, заносчивого военачальника. Помню, что после спектакля я испытал мощнейший эмоциональный подъём. К тому же на премьере присутствовал сам Юрий Николаевич Григорович. В «Спартаке» я танцую вместе с Машей Куимовой (Эгина), и мне кажется, что у нас получается очень хорошо. Да и сама постановка Григоровича! Наверное, в этом спектакле все совпало, и пока Красс в «Спартаке» остается моим самым любимым. Жаль, что танцуем мы его не часто.

А насчёт общественного признания… Для меня это было неожиданно, я и не догадывался, что меня куда-то номинируют. Но не скрою, было приятно. После «Спартака» все и пошло.

«Каждое движение, прыжок должны передавать мысли и чувства героя…»

— Недавно вы опять станцевали в балете Ю. Григоровича, и снова характерную партию, даже острохарактерную — Северьяна в «Каменном цветке». Вас не удивило назначение на эту роль?

— Нет. Хотя, конечно, она кардинально другая, отличная от всего того, что мне приходилось исполнять. Признаюсь, что партия Северьяна далась мне нелегко. Это сложная роль — концентрация эмоций, жестов. Каждый жест должен быть выверен, каждое движение, прыжок — передавать мысли и чувства героя. Партия Северьяна сложная именно эмоционально, по технике она, конечно, уступает тому же Крассу. Но, тем не менее, и над техникой пришлось потрудиться. Вместе с моим педагогом-репетитором Александром Эдуардовичем Куимовым мы долго репетировали, записывали всё на камеру, отслеживали ошибки и работали над каждым жестом, движением. Он помог мне раскрыться в этой роли. И вот получилось.

— Одна из ваших недавних премьер — Эгисф в балете Сергея Боброва «Электра». Как вам работалось?

— Эгисф — сложная партия и по хореографии, и особенно по внутреннему содержанию. Впрочем, лёгких партий в балете, в принципе, нет. Но, как ни странно, далась она мне легче, чем партия Северьяна. Хотя тоже немало приложил усилий, много репетировал. Там есть моменты, которые танцуются тяжело. К тому же, такие эмоции, такой накал страстей! Спектакль, хоть и короткий по времени, но выматывает. И, кажется, что ты опустошен, но в то же время ощущаешь такое внутреннее удовлетворение — всё получилось, ты смог. И радость за себя, за ребят. Каждой премьерой я доказываю, и прежде всего самому себе, что могу, что умею. И это заставляет меня двигаться вперёд, больше работать, не останавливаться.

«Мне просто хочется танцевать…»

— И все-таки, какая хореография вам ближе — классическая или современная? В вашем репертуаре сейчас несколько партий современной хореографии — кроме Эгисфа, ещё поручик Ржевский («Гусарская баллада»), Артынов («Анюта»).

— Мне нравится танцевать и классику, и современную хореографию. Просто в классических балетах есть определённый канон: носок, рука, даже пальчик — всё должно быть именно так, а не иначе, и ты не можешь сделать как-то по-другому. И эмоций, и характера в классических балетах тоже хватает. Вот я танцую Альберта в «Жизели» — в первом акте он Казанова, а во втором нужно показать его горе, печаль от потери любимой, да так, чтобы люди сопереживали, плакали. В современном балете, конечно, свободы больше, совсем другие пластика и эмоции, и напряжение больше. И всё это мне тоже интересно. Для меня современная хореография — это раскрытие самого себя с другой стороны.

— Кирилл, кого бы вы хотели ещё станцевать?

— Меня устраивает то, что я делаю, что появляется в нашем репертуаре. Разучиваю то одну, то другую партию, поэтому мечтать некогда. Мне просто хочется танцевать… Вот сейчас я готовлю Франца в «Коппелии». Это счастье, когда ты видишь полный зал, когда зрители тебе аплодируют, и у тебя всё получается так, как надо. Любая партия для меня — независимо от того, характерная она или романтическая, — это возможность для профессионального роста.

Галина ОЛЬХОВСКАЯ
«Красноярская версия» №257, 31.10.2012 г.