В Красноярске 5 октября на открытии III Международного форума «Балет XXI век» показали необычное «Лебединое озеро». Хореограф-постановщик Сергей Бобров взял за основу спектакля первую авторскую редакцию партитуры П.И. Чайковского и московскую премьеру балета 1877 года в постановке Венцеля Рейзингера.

Последовательность танцевальных сцен хореограф также максимально приблизил к тому спектаклю. Но утверждать, что публика XIX века видела возрожденный балет таким же, было бы ошибкой. С постановкой Большого театра 137-летней давности «Лебединое озеро» Боброва сближает, в основном, сценарный план и действующие лица, отличающиеся от привычной всем версии Петипа-Иванова. Также есть существенное отличие между драматургической основой классической (Петипа-Иванова) и красноярской постановками. В классической – Одетта заколдована, ее лебединый облик – это чары злого гения, которые способна снять только любовь. В спектакле Боброва героиня уже рождена девушкой-птицей, у нее нет потребности избавляться от своего второго «я», она не тяготится наличием «дара» – быть лебедем. Оттого ее любовь к принцу скорее жертвенна – принц ищет спасения от унылого бытия в этой любви, но не она. Это обстоятельство смещает привычные акценты в балете, позволяя иначе трактовать сюжетную линию.

Художественное оформление решено в традиционном стиле и остается неизменным на протяжении всего спектакля, сосредотачивая внимание на действии. Центром сценографической композиции стал знаменитый эскиз Карла Вальца, время от времени служивший экраном для проекций видеоряда, включенного авторами визуальной концепции спектакля – Хартмутом Шоргхофером и Сергеем Бобровым – в действие балета для усиления важных моментов фабулы. С помощью проекции во время увертюры, например, раскрывается предыстория сюжета: Зигфрид читает старинную легенду о девушке-лебеде – повествование о любви земного рыцаря, феи и их дочери-лебеди, о счастье, разрушенном злой феей-совой. Эта история посредством компьютерной мультипликации проецируется на гравюру, красующуюся на заднике. На протяжении спектакля проекция помогает разобраться в непростом сюжете, сплетенном из непривычных мотиваций персонажей балета.

Последовательность номеров в красноярском «Лебедином озере» отличается от прежде знакомой: черное па-де-де перенесено из третьей картины в первую, где партнершей принца выступает не Одиллия, а поселянка, белое адажио принц и Одетта танцуют тет-а-тет, без кордебалета, лебединая картина дополняется участием черных лебедей и так далее. Тем не менее, Бобров сохраняет элементы хореографии Иванова в лебедином акте, поскольку она стала неотъемлемой частью сценической жизни шедевра Чайковского. Для публики, наверное, балетмейстер сохранил и ивановских маленьких лебедей.

Исполнительский состав красноярского спектакля разнообразили приглашенные солисты из Болгарии и Москвы. Зигфрид в исполнении болгарина Цецо Иванова элегичен, статичен – короче говоря, прекрасен, как и положено принцу. Аккуратность исполнения Иванова и точность попадания в образ оттеняло лишь ощущение усталости артиста, которому было непросто от и до выдержать тот или иной номер на одном дыхании. Вместо одной партнерши ему приходилось взаимодействовать с двумя – Одеттой Марты Петковой (Болгария) и Одиллией Марии Литвиненко, которые, каждая по-своему, раскрывали образы положительной и отрицательной героинь, с одинаковой силой привлекая внимание принца. Спор о том, что Одетту и Одиллию в первом спектакле танцевали две балерины, можно считать закрытым, поскольку историки аргументированно и почти единогласно говорят об одной балерине в двух партиях. Однако в спектакле Боброва разделение партий логично, оно необходимо для усиления линии противостояния добра и зла.

Друг принца – Николай Чевычелов, энергичный и подтянутый – явная противоположность элегичной натуре принца.

Мать Зигфрида – Наталья Демьянова и ее колдовская ипостась – Фея-сова Маргариты Носик гармонично создали амбивалентный образ зловещей силы.

Финал балета трагичен – Одетта не может простить Зигфриду трагической ошибки и бросается в пучину озера, за ней следует и отчаявшийся принц. Фея-сова, наблюдавшая печальную развязку, весьма огорчена гибелью сына, которому, несмотря на свою злодейскую сущность, она по-матерински желала счастья.

Хореографический язык Боброва ясен, даже графичен. Ансамблевые и сольные сцены насыщены характерным содержанием. Хореограф максимально точно стремится передать содержание образов. Возможно, именно поэтому не всем исполнителям, привыкшим иметь дело с классическим «Озером», удавалось на сцене донести и довести линию своего персонажа до логической точки. Бобров стремится быть понятным, вводя в спектакль большое количество пантомимы, которая, впрочем, лишь помогает повествованию уйти в большую образность, как нельзя лучше вяжущуюся с легендой о лебедях.

Постановочная лексика хореографа Боброва насыщена сложно-комбинированными поддержками, тональность пластики лебединого кордебалета скорее мажорная, нежели традиционная, преподносящая озерных птиц как печальных и обреченных сильфид; огромное значение имеет почти дословное совпадение рисунка танца Одетты и Одиллии (и в «соло», и в па-де-де) – не полное, не намеренное, но достаточное для того, чтобы и неискушенный взгляд увидел, что Принц ошибся искренне.

Красноярская премьера, несомненно, выходит за рамки привычных тиражируемых «Лебединых озер» попыткой представить взгляд на это, казалось бы, зачитанное постановщиками произведение с точки зрения обратной перспективы.

Сергей ФИШЕР
Журнал "PRO Танец" №3, август-октябрь 2014 г.