Актерские сны Ларисы Марзоевой
Лариса Владимировна МАРЗОЕВА. Народная артистка России. Солистка Красноярского государственного театра оперы и балета с 1978 года. Родилась во Владикавказе (Орджоникидзе). Закончила вокальное отделение Ленинградской государственной консерватории имени Н. А. Римского-Корсакова. За годы работы в театре ее талант раскрылся более чем в 30 партиях, как лирических, так и драматических, и требующих комедийного дарования. Она была и влюбленной Татьяной ("Евгений Онегин"), и жаждущей увидеть свет Иолантой, и романтичной Микаэлой ("Кармен"). Любители оперы до сих пор считают Ларису Марзоеву лучшей исполнительницей партии Виолетты в опере "Травиата". 10 лет назад по приглашению Валерия Гергиева исполнила партию Людмилы в опере "Руслан и Людмила" в Мариинском театре. Сегодня в родном театре пройдет бенефис народной артистки России Ларисы Марзоевой.
– Приглашали прослушаться в "Снегурочке" в Малом оперном театре, но, честно признаюсь, испугалась: театр устоявшийся, и трудно будет в нем пробиваться. В Красноярске открывался театр, и несколько человек были сюда приглашены. А в новом театре все оказались в равных условиях, и все уже зависело только от тебя. Думали, наберем репертуар, а там, может быть...
– И как? Набрали репертуар?
– Да уж! Больше чем... Приехали начинающие, зеленые... Нельзя сказать, что ничего не умели – я со второго курса пела небольшие партии в консерваторской оперной студии, имевшей статус театра. Поначалу пугали жуткие морозы – зимы тогда были очень суровые. Очень тосковала по Ленинграду. Говорят, у мужчины работа на первом месте, а у женщины – семья. У меня с семьей все нормально, однако и работа для меня на первом месте. Не представляю, что когда-нибудь придется с ней распрощаться. Это закон природы. И так устроена наша жизнь. Хотя пошла преподавать в академии и училище, но на первом месте пока исполнительство.
– Насколько важен для оперного певца внешний облик?
– Конечно, мы должны обладать в идеале неким комплексом – чтобы и глазу приятно было, и уху, но не всегда так случается. Бывают гениальные певцы, на которых смотреть невозможно. Но это на первый взгляд, когда ты его только видишь. А вот начинаешь слушать – и забываешь о его внешности.
– Ну, с вашими-то внешними данными, слава богу, все в порядке!
– Не жалуюсь... Кстати, не из тех плачущих, кому Бог не дал фактуры, а дал голос, или наоборот. Моя судьба сложилась в профессиональном плане настолько счастливо, что пессимизм свой надо спрятать подальше. Не знаю, в каком другом театре мне бы довелось спеть такой большой репертуар, написанный для трех категорий голосов – для колоратурного сопрано, лирического и драматического. Я испытала это счастье и продолжаю испытывать.
– Наслышан о ваших теплых отношениях с Дмитрием Хворостовским. Вы часто перезваниваетесь?
– Эти отношения дороги для меня и ценны, потому что Дима, став звездой мировой величины, не прекратил со мной общаться, и я ему благодарна за это. Мы просто дружим и общаемся.
– Каким образом вы настраиваетесь на предстоящий спектакль?
– Прихожу за два часа до спектакля: грим, прическа, разогрев голоса. В день спектакля стараюсь ни на что не отвлекаться, не выпускаю из головы ничего. Может быть, это и плохо, но так уж я устроена, мне хочется уйти только в этот спектакль. Если, конечно, он очень сложный. Например, "Свадьба Фигаро" невыносима по объему, а музыка Моцарта настолько математическая – она легко ложится на ухо, но в ней много мелочей, которые надо просчитать. Обожаю этот спектакль, хотя он держит меня в напряжении. Есть спектакли попроще – там напряжение поменьше. Имею в виду подготовку, а вот отдача все равно должна быть абсолютной, иначе нельзя.
– Бывают ли во время спектаклей неожиданности? И как удается выходить из таких ситуаций?
– Я пела "Травиату" в Улан-Удэ. Главный исполнитель заболел. Нашли мне кого-то из второго состава. На репетиции я задумалась о том, как же он будет петь спектакль. И на спектакле ему надо петь, а он пальцы загибает. Пришлось про себя пропеть его текст – получилось и за него, и за себя.
– Драматические актеры частенько рассказывают о приколах, например, когда вместо воды в стакан наливают водку...
– Нельзя этого делать! Мы с Димой Хворостовским пели когда-то выездной концерт на севере Красноярского края. И так замерзли! Пели серьезную музыку. Пришлось выпить по полстакана водки, иначе мы бы не смогли работать, потому что изо рта шел пар, зрители сидели в валенках и полушубках, а мы – в легких концертных нарядах. В поезд, естественно, мы сели уже "хорошие", потому что разогрелись основательно. Зато спели! Иначе было нельзя. Исключительный случай в моей практике. Повторять подобный опыт никому не советую.
– Как вы восстанавливаетесь после тяжелого спектакля?
– Приходишь домой – и ложишься. Иногда долго не спится. Конечно, все зависит от сложности спектакля. Если он прошел удачно и у тебя не было никаких накладок – такая приятная усталость. Бывает, снятся актерские сны: тебя выталкивают на сцену, а ты либо без грима, либо без парика, либо не знаешь, что тебе петь. Пошла музыка, а ты не знаешь ни единого слова. Либо далеко-далеко видишь дирижера – и бесконечный зал. Интересно, что раньше такие сны не снились. Наверное, все это приходит с опытом и осознанием ответственности.
Сергей ПАВЛЕНКО
"Красноярский рабочий", 17.04.2004 г.
