Он говорит, что профессиональную судьбу ему предсказал ученик Максимилиана Волошина Мануйлов. Посмотрел на ладонь молодого человека и заявил, что у него два таланта: музыка и литература. Хиромантия не обманула: сегодня дипломированный молекулярный биолог, кандидат биологических наук Алексей Парин один из самых известных и уважаемых музыковедов, переводчиков, театральных критиков. А ещё он — писатель, либреттист, журналист. И обладает замечательным талантом — умеет удивительно интересно рассказывает об искусстве: театре, опере, литературе… В Красноярске он побывал в качестве гостя фестиваля “Парад звёзд в оперном”, представлял фильм-оперу Франко Дзеффирелли “Сельская честь” с участием Елены Образцовой.

— Алексей Васильевич, легко ли Вы расстались с биологией, ведь уже была написана кандидатская?

— Очень. Биология в моей биографии скорее дань семейной традиции. Родители — медики, старшие братья и сестра занимались естественными науками. Сестра — вирусолог, один брат — ихтиолог, другой — фармоколог. Последний по призванию был даже не учёный, а бизнесмен. Мне кажется, что в этом тоже виноваты гены. Наш предок — грек Марко был самым богатым человеком в Казани до революции, его в своих произведениях даже описывал Максим Горький. Он обладал огромным состоянием — например, сегодня дом моего дедушки в Казани база Татарского симфонического оркестра.

Гуманитарные науки — литературу, музыку, театр — я любил с детства. Музыку активно начал слушать сам, лет с десяти-одиннадцати, ходил в консерваторию. До восьмого класса хотел быть актёром, чего только не исполнял на школьной сцене — и Гамлета, и Хлестакова… В девятом стал грезить филологией. А в десятом папе удалось соблазнить в сторону биологии: я оказался на блестящей лекции популярной биологии в университете. Человек на трибуне так красиво рассказывал, что во мне проснулся интерес к этой теме, я поступил в университет на биофак МГУ. Но уже на первом курсе у меня сделалась депрессия, я хотел уйти, на третьем всё повторилось… Что мешало уйти? Для меня всегда была важна эстетика труда — всё, что я делал, получалось. Правда, ближе к тридцати годам я окончательно ушёл в литературу. Со временем так сложилось, что все пристрастия соединились в моей деятельности. Правда, музыковедческого образования у меня нет, не учился я и в литературном институте. Всю, что знаю и умею, плоды самообразования.

— Для того, чтобы петь или играть на сцене, нужен талант, а для того, чтобы быть музыковедом, нужно им обладать?

— Самое главное в любом деле — нужно довести свой профессионализм до естественного уровня, когда он превращается в нечто само собой разумеющееся, как дышать. С этого момента начинается творчество, история с эмоциональным выражением внутренней сущности. Среди моих коллег есть профессионалы, которые очень хорошо знают своё дело, но преподносят свои знания скучно. А есть те, кто может подать это артистично, интересно, тут уже можно вести разговор о таланте. Талант нужен везде, в точных и естественных науках тоже.

— Многие говорят, что не понимают оперы, считают её искусственным жанром, скучным.

— Приведу пример. Два человека более старшего, чем я, поколения, известные сегодня люди, один — философ, другой — специалист по древнеиндийской литературе, будучи студентами, пошли в Большой театр на “Травиату”. Вышли и вынесли вердикт: в оперу никогда не пойдём, потому это какая-то чушь собачья, которая никакого отношения к реальной жизни не имеет. И в этом есть доля правды: чтобы понимать и любить оперу, о ней нужно что-то знать. Для этого необходимо заниматься музыкальным просвещением, сегодня этого не хватает.

Я читал лекцию перед фильмом Дзеффирелли и почувствовал, что в Красноярске публика пока не готова, чтобы с ней серьёзно разговаривали об опере. Мне показалось, что к опере здесь относятся как шикарному развлечению. И, конечно, она таковым является, но это только одна сторона жанра. В хороших оперных спектаклях сложная структура, богатое содержание, смыслы… Об этом очень важно разговаривать.

— В России жанр рецензии почти исчез, везде в основном анонсы. За границей также обстоят дела?

— На Западе никто рецензий не отменял. Например, в “Нью-Йорк таймс” после каждой премьеры выходит материал, и все читают его. Отказались от рецензий только в России. Таковы последствия наступления шоу-бизнеса на серьёзный театральный процесс — сегодня отрицательные отзывы не любят даже в специализированных музыкальных изданиях. Очень похоже на фейсбук, где дизлайк практически никто не применяет. Это не цензура, а какое-то негласное устройство жизни, по-моему, неправильное: всё гламурно, театр прекрасен… Но мы-то знаем, что всё не так.

— Где должны заканчиваться границы режиссёрской интерпретации в театре?

— Важным здесь является сохранение органическим связей с содержанием первоисточника, это очень сложно. В английском театре “Глобус” и сегодня играют как во времена Шекспира. Это прекрасно, конечно, но постоянно ходить в такой театр вряд ли захочется. Я был в “Глобусе”, смотрел свою любимую пьесу “Буря” и не думаю, что пойду второй раз. Театр не музей, поэтому не вижу ничего криминального, когда, например, допускают вольность по отношению к либретто (музыка — другое дело) классических опер. Если это обоснованно, то только пойдёт на пользу спектаклю. Моцарт, Вагнер, Верди, Гендель очень хорошо понимали, что такое театр, и были бы счастливы, если бы узнали, что их сочинения не покрылись пылью, а наполнены новыми, современными смыслами.

— Какое влияние оказал на Вас отец — известный учёный, академик Василий Парин, человек очень яркой и сложной судьбы?

— Несомненно, огромное. То, что я сначала пошёл в естественную науку, его заслуга. Он не давил, но сделал так, что я увлёкся биологией. С другой стороны, от отца я получил ген способности к языкам. Наши отношения были непростые. Дело в том, что я впервые с ним познакомился в девять с половиной лет — отец сидел как враг народа с 1947-го по 1953 год. Передо мной стоял практически чужой человек, я его не помнил. Отношения наши развивались постепенно, в результате которых возникла очень тонкая, но важная связь. Когда он умер, мне было всего двадцать семь лет, для меня как будто мир рухнул…

— Меня всегда поражают судьбы, как у Вашего отца. Как люди, прошедшие через унижения, лишения, не просто возвращаются к нормальной жизни, но и добиваются больших успехов в профессии, карьере?

— Отец никогда не рассказывал про свою жизнь в заключении. Только однажды упомянул, что, когда ему делали операцию в тюрьме, с ним нехорошо обращались. Собственно и прожил он не так долго как мог, потому что у него был гепатит, которым его заразили во время операции. Но тюрьма не прошла для него бесследно. Когда он вернулся домой, ему было всего пятьдесят лет: седая борода до колен, совершенно не было зубов — их выбили. Рядом с мамой, которой было сорок три года, папа выглядел глубоким стариком. Бороду отрезать категорически не хотел, мама умоляла от неё избавиться: отстригали поэтапно, по кускам, пока у отца не остались усы, как раньше. Ещё он собирал крошки хлеба со стола... Бисерный почерк, который никто не мог разобрать, кроме мамы, тоже последствия тюрьмы: им разрешали писать, но, экономя бумагу, они писали очень-очень мелко. До тюрьмы отец был мачо, очень активным, насаждал свою точку зрения, вернулся же мягким человеком, не терпящим насилия. Меня старшие братья лупили, и когда папа впервые увидел, как меня шваркнули, сказал, чтобы в его доме никогда такого не было, что он не может этого видеть. Волевой характер после заключения у отца ушёл, но внутри появилась мощь, большая жизненная сила, и он очень быстро вернулся к нормальной жизни. После тюрьмы папа прожил ещё семнадцать лет: занимался наукой, возглавлял космическую медицину, запускал Гагарина в космос…

— А Ваша семья знала, когда человек полетит в космос? Отец вам раскрыл государственную тайну?

— Да, мы знали, и про человека в космосе, и про собак. Он нам потихоньку говорил. Конечно, ужасно хотелось кому-нибудь рассказать, но мы молчали. У отца даже был шрам, связанный с первым полётом человека в космос. Когда он прощался с Гагариным, космонавт поцарапал шлемом ему щёку. И только мы, его семья, знали, откуда взялся этот шрам.

Марина ЯБЛОНСКАЯ
"Городские новости" №3486, 13.03.2017 г.