Неэме Кунингас: "Работа режиссером в Сибири делает меня моложе"
Известный эстонский оперный режиссер вот уже полгода работает главным режиссером Красноярского государственного театра оперы и балета и ни разу не пожалел о своем решении
Неэме Кунингас около двадцати лет проработал главным режиссером Эстонской национальной оперы, преподавал в оперной студии Эстонской академии музыки и театра. За свою жизнь он поставил более ста оперных спектаклей, оперетт и мюзиклов в самых разных странах мира — в Швеции, Финляндии, Норвегии, Германии, Литве, Франции, Китае, Белоруссии и, конечно, России. Но когда ему предложили постоянную работу в Красноярске, он, не раздумывая, согласился.
— Неэме, расскажите, как вы попали в жюри конкурса "Нано-опера"?
— Бертман придумал необычный конкурс: молодым режиссерам предлагается за короткое время на глазах у членов жюри и зрителей поставить спектакль. С Дмитрием мы давние друзья. Вместе учились в ГИТИСе — я был выпускником, а он первокурсником. С тех пор началась наша творческая и личная дружба. Вместе в 2007 году ставили оперу эстонского композитора Эркки-Свена Тююра "Валленберг" в Таллинне — я пригласил Дмитрия к нам в Эстонскую национальную оперу. Вместе мы получили государственную премию. И я думаю, он счел естественным пригласить меня в жюри этого конкурса, потому что мы ценим в искусстве одни и те же вещи.
— А как вы вообще попали в оперу — родители имели отношение к искусству?
— Я родился в 14 км от границы с Латвией и в 44-х км от Пярну в маленьком городке Килинги-Нымме. Как я часто говорю, в Лифляндии — так звучит романтичнее. Мои родители были очень простые люди. Напрямую к творчеству отношения не имели. Мать работала в библиотеке, так что с трех лет я помогал ей в библиотеке и увлекся книгами. Может, все то, что я получил через книги, и привело меня к творчеству. Архивное фото сцены Национальной оперы Эстонии.
В 17 лет я уехал из своего города учиться в Таллиннскую консерваторию, нынешнюю академию музыки и театра. Окончил ее как классический певец, камерный и вокальный педагог. Еще когда я учился, а потом работал хористом в Театре оперы и балета "Эстония", мне постепенно давали разные роли. Так меня заметили наши режиссеры, в частности, Георгий Павлович Ансимов, и предложили учиться профессии оперного режиссера в ГИТИСе. Таким образом, свой второй диплом я получил в Москве, где учился у самых выдающихся педагогов — Евгения Евгеньевича Акулова, Бориса Александровича Покровского, Георгия Павловича Ансимова.
— После многих лет работы в Национальной опере "Эстония" вы стали режиссером-фрилансером — работали по всему миру и, наконец, получили судьбоносное предложение от Красноярского государственного театра оперы и балета поставить там спектакль "Кавказский пленник".
— Да, это опера замечательного композитора Цезаря Антоновича Кюи, которая была поставлена больше 100 лет тому назад в Мариинском театре. Вообще Кюи очень интересный человек — француз, родившийся в Литве, военный инженер, который сочинил 16 опер, даже больше, чем Римский-Корсаков. Он был членом "Могучей кучки". Именно "Кавказский пленник" стал первой русской оперой, исполненной за границей, в Бельгии. Еще до Чайковского. Но потом Кюи почему-то забыли.
Я поставил "Кавказского пленника" как одновременно эпическую и лирическую, трогательную историю Ромео и Джульетты, которые во время кавказских войн попадают в национальные, религиозные конфликты. С одной стороны казаки, с другой — джигиты. У нас там эффектные хореографические номера, которые ставил наш художественный руководитель Сергей Бобров.
Художником я пригласил Анну Контек — главного художника Финской национальной оперы, мы с ней очень много вместе работали. Получился такой яркий интересный спектакль.
— Сразу сказал "да", потому что такой вызов в жизни — как подарок. В Эстонии, на родине в своей профессии я сделал все, что возможно, имею награды.
И в жизни у меня все есть — жена, трое взрослых, самостоятельных детей. Буквально только что стал дедушкой — у меня родился внук. И тут поступило такое заманчивое предложение стать главным режиссером. Это вакансия была открыта шесть или семь лет, так что я никого не подсидел. Мне было очень интересно себя попробовать. И вот до сих пор интересно.
Но, правда, и сложно — там и менталитет другой, и вся организация работы театра сохранилось с советских времен. Так что предстоит еще огромная работа, но она мне знакома, то же самое приходилось делать и в театре "Эстония" после распада Советского союза. Сейчас Эстонская национальная опера функционирует как все западные театры. И хочется, чтобы в моем Красноярском театре было так же. Я понимаю, что нужны время и терпение, чтобы театр стал театром XXI-го, а не прошлого века, но я добьюсь этого.
— Как будете этого добиваться?
— Следующий сезон для Красноярского государственного театра оперы и балеты будет юбилейным — сороковым. Театр еще очень молодой, сорок лет — это всего одно поколение. Надо воспитывать публику, пропагандировать оперное искусство. В последние годы, когда в театре не было главного режиссера, столичные режиссеры и дирижеры приезжали в Красноярск осуществлять свои творческие капризы.
Надо прекращать эти тенденции. На мой взгляд, привлечь публику в театр можно как раз тем, что, если ставить "Кармен", то именно как "Кармен", "Онегина" как "Онегина", а не как авангардную постановку. Авторские постановки могут быть интересны в таких метрополиях, как Москва, или в Центральной Европе, где совершенно иные вкусы. Не хочу никого обидеть, но в провинции привлекать зрителя к восприятию оперы нужно как малышей в детском саду, которых вначале обучают буквам и только потом чтению.
— А репертуар Красноярского театра состоял из авангарда?
— Афиша была очень пестрой. Оперы ставились со всевозможными трюками. Но я считаю, что афиша репертуарного театра должна состоять из классики — русской и западной. Должны быть яркие постановки, ориентированные на молодежь, чтобы молодому поколению было легче их воспринимать.
— Да, вы как-то сказали, что хотите добиться, чтобы молодежь вместо походов в кинотеатр выбирала постановки в вашем театре.
— Конечно. Прозвучит вульгарно, но мы берем деньги за то, что люди качественно проводят время. И у них действительно есть огромный выбор — идти в ресторан, в спортзал, в кино. Почему они должны идти в оперу? Вот мы и должны доказать, что это того стоит. Чтобы они получали удовольствие, чтобы думали, чтобы, выходя из зала, хотели вернуться к нам снова. Мой театр должен работать над этим ежедневно.
— Сложная задача и тяжелая работа.
— Тяжелая, но интересная. Как раз сейчас я увлекся русским репертуаром. Я ставил "Онегина" дважды, и сейчас хочу поставить его снова в моем Красноярском театре. И еще кое-что из классики.
— Вы уже несколько раз сказали — "в моем театре", имея в виду Красноярск. Так быстро вжились в роль?
— А как же иначе? Я тоже немного путаюсь иногда. Потому что мой театр — это театр "Эстония", он всегда остается моим театром, потому что там я вырос и, наверное, когда-нибудь туда вернусь. У меня уже есть предложения по постановкам. Но я работаю в Красноярском театре — значит, он тоже мой. И я переживаю за все, что в нем происходит. За молодых певцов, а их у нас очень много и они действительно талантливы, но пока, может быть, не очень часто выступают. И за афишу — предстоит большая ротация, но не сразу — это займет несколько сезонов.
— И что же будет у вас в репертуаре?
— В репертуаре каждого театра такого типа должны быть оперы "Кармен", "Травиата", "Лебединое озеро", "Щелкунчик", "Пиковая дама", "Евгений Онегин", "Царская невеста", "Князь Игорь". Это то, что любит зритель. Все произведения узнаваемы, а если спектакли поставлены хорошо, то и люди придут их смотреть. При составлении репертуара важна также интуиция — в каких пропорциях должны ставиться русские и западные оперы, на каких языках исполняться. Вот сейчас, например, у нас "Любовный напиток" и "Дочь полка" Гаэтано Доницетти идут на русском языке. "Свадьба Фигаро" тоже на русском. Я, может, и не против того, чтобы комическая опера с хорошим переводом шла на русском языке. Но есть тенденция во всех театрах мира, — исполнять оперы на языке оригинала. И нам нужно постепенно переходить на такой формат. Даже в Германии никто уже не ставит "Евгения Онегина" на немецком языке — только на языке оригинала. Но поскольку, как я сказал, нам еще предстоит воспитать зрителя, привлечь его в мой театр, то пока могут быть исключения. Особенно в комедийных операх, чтобы смысл каламбуров дошел до публики.
— Когда принимали предложение о работе, не страшно было ехать в Сибирь — все-таки там совершенно иной климат, нежели в Эстонии.
— В Красноярске, на мой взгляд, только два времени года — это зима и лето. Причем там жаркое лето, но очень суровая зима — до минус 40 градусов. Весны и осени, как у нас в Эстонии, там нет. Вот разница во времени — четыре часа, ощутима. Когда прилетаешь, пара дней уходит только на адаптацию. И если ехать, то нужно не на наделю, а на месяц, два. Но я с удовольствием езжу в Красноярск. И я уже люблю этот театр и людей, которые там работают. Мне там очень интересно. У меня там вообще замечательный ритм — утром иду в театр, вечером возвращаюсь, дома только сплю. Меня все это делает моложе. Мне сейчас 61 год, а я чувствую, что мой эмоциональный возраст — максимум 25 лет. Я полон энергии и мне это очень хорошо подходит.
— Да, но только с теми, кто живет в Красноярске. Я еще не был в тех деревнях, где живут эстонцы. Надеюсь, в июле, когда состоится огромнейший международный фестиваль этнической музыки и ремесел "Мир Сибири", а меня пригласили туда как члена жюри, я увижу Хакасию и Абакан, побываю в Шушенском, и во всех этих эстонских деревнях. А еще в Красноярском крае на поселении после воркутинского лагеря 10 лет прожил наш известный писатель Яан Кросс. И вот его сын — мой хороший друг, попросил найти то место, где он жил. Пока на это у меня не было времени.
— А не скучаете по Таллинну, Эстонии, мульгикапсас (квашеная капуста) с кровяными колбасками, наконец?
— Конечно, скучаю! И по таллинским килькам, и по черному хлебу. Но на берегах Енисея тоже очень хорошо кормят. А местная рыба такая, какой не встретишь нигде в Европе. Но что касается еды, я все-таки не привередлив — иногда и не замечаю, что целый день ничего не ел. К вечеру спохватываюсь, что с утра выпил только кофе с каким-то пирожком, и все. В этом смысле образ жизни у меня не очень. Но это тоже часть нашей профессии. Зато каждый день разный, и рутины не бывает.
Алексей СТЕФАНОВ
Sputnik, 6 июня 2017 г.
