Известие о том, что Неэме Кунингас стал главным режиссером Красноярского государственного театра оперы и балета, пришло в ноябре прошлого года. Сибирский театр можно искренне поздравить с таким приобретением. На счету эстонского мастера более ста постановок в в разных странах мира, он режиссер и педагог с огромным творческим и управленческим опытом, получивший прекрасную школу у Георгия Ансимова, Бориса Покровского и Евгения Акулова. Неэме – человек энциклопедических знаний и современного мышления. И, – наверное, это немаловажно в случае приглашения в российский театр иностранного специалиста, – Кунингас прекрасно владеет русским языком и хорошо знает русскую культуру. Его постановочным дебютом в Красноярском театре станет опера Ц. Кюи «Кавказский пленник» на сюжет одноименной поэмы Пушкина.  А в норвежском Бергене Неэме Кунингас ставит «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Н. Римского-Корсакова. Весна для эстонского режиссера проходит под знаком композиторов «Могучей кучки», поэтому он сам называет свою весну 2017 года «могучей».

– Насколько неожиданным было для вас приглашение стать главным  режиссером в Красноярске?

– С художественным руководителем театра Сергеем Бобровым и с директором Светланой Гузий мы знаем друг друга больше двух лет. Когда я в Красноярске принимал участие в работе жюри конкурса имени Словцова и Нано-Оперы, мы много общались, разговаривали о возможностях развития театра, коллеги расспрашивали меня о моем опыте. Так что я думаю, они довольно долго и очень внимательно думали над этим предложением. Так что для меня лично, конечно, это была неожиданность, но не для театра.

– У вас есть огромный опыт художественного руководства. Как вы считаете, что из опыта руководства Национальной оперой Эстонии вы будете использовать в Красноярске? Или начнете, как говорится, с чистого листа?

– В разных странах могут быть разными идеология и политика, но театры все-таки и творчески, и организационно развиваются по всему миру по каким-то своим правилам. Просто у некоторых денег больше, у некоторых меньше. А менталитет практически не отличается. Сейчас у меня есть ощущение дежа вю – примерно те же проблемы, что стоят перед Красноярским театром, стояли перед Эстонской национальной оперой, когда я там начинал свою работу именно как главный режиссер (ставить спектакли там я начал задолго до своего назначения). Никто не говорит о необходимости изменить саму форму репертуарного театра. Но когда в репертуаре числятся произведения, в реальности годами не исполняемые, когда в театре уже выросли поколения артистов, ни разу в этих спектаклях не участвующие, то получается, что это у нас такие репертуарные мертвые души имеются. И, конечно, ротация репертуара – первое дело, которым надо будет заняться серьезно и со всей ответственностью. Необходимо соблюсти пропорции – русская классика, мировая классика, спектакли для детей, для юношества, экспериментальные постановки. Нужно привлечь зрителя, чтобы и в городе, и во всем Красноярском крае знали, что театр оперы и балета – это не только красивое здание на берегу Енисея. Что это место, куда стоит пойти. Что посещение театра оперы и балета может стать составляющей образа жизни. И – нельзя об этом не сказать, – билеты не должны быть дешевле, чем в кино. Я много езжу, бываю в разных театрах. Разговаривая с коллегами, понимаю, что мы думаем об одном и том же. Констатируем, что аудитория оперы стареет. А ведь опера – мощнейший культурный институт, здесь соединяются  разные виды искусства. Просветительский, воспитательный потенциал огромен! В Красноярске миллион жителей, для европейских масштабов это очень большой город. Театру в следующем сезоне будет сорок лет, юбилей будем праздновать. Я уже говорил, что здание у нас очень красивое, находится в потрясающем месте, в самом центре города. Рядом – мост  через Енисей, по которому каждый день проезжает огромное количество людей, может быть, каждый десятый житель города, я точной статистики не знаю. Из них многие в нашем театре ни разу не были. Вот я и думаю, что надо сделать, чтобы их удивить и они захотели к нам прийти. Может быть, что-то совсем неожиданное – например, концерт на крыше театра! Или осветить театр вечером каким-то необычным способом! Вот такие фантазии. Но если серьезно, я ведь, будучи главным режиссером в театре «Эстония», занимался не только чисто творческими вопросами, но и маркетингом, и тем, как мы видны в информационном пространстве. В Красноярске и крае мы пока не очень видны, должен честно сказать. Ведь если человек хочет к нам прийти, то что это значит? Он собирается отдать нам свое время, которое мы должны ему заполнить. Возможностей у него занять время – множество. Спортивные мероприятия, ночные клубы, рестораны, кино…Мы должны как-то отличаться. С одной стороны, у нас монополия, и это как раз хорошо. А плохо то, что мы не очень хорошо пока умеем это преимущество использовать. С другой стороны, такая монополия – это огромная ответственность. Мы обязаны соответствовать – во всем, тут нет мелочей. Как выглядит наша афиша, насколько удобно билет купить, и так далее. Это что касается зрителей. Но мы должны соответствовать определенному уровню и по отношению к артистам – насколько им удобно, насколько комфортно не только в творческом, но и в бытовом отношении. У нас в театре пока в закулисной части условия, так сказать, прошлого века. Надеемся на перемены к лучшему.

– О современных тенденциях в оперной режиссуре много говорят и спорят. А вы – скорее консерватор или скорее новатор? Или это надуманное противопоставление?

– Дежурный вопрос журналистов. Всегда спрашивают и разные режиссеры по-разному отвечают. Одни говорят, что вот я – новатор, а то, что делают некоторые, это не театр, а музей. Другие говорят – нет, надо сохранить вот то, что было. Я считаю, «новатор» и «консерватор» – надуманные термины. Все зависит от произведения, от исполнителей, от потребностей и уровня образования зрителей. Я так скажу: не надо сделать из театра цирк там, где цирк не любят или не знают. Надо рассказать историю на том языке, который зритель понимает. Я лично очень много ставил спектаклей, в которых хулиганил. В Финляндии поставил «Аиду» как «Звездные войны». Не Египет и Эфиопия, а два космических корабля. Я сохранил всю драматургию, что есть у Верди, только поменял египетскую эстетику на эстетику фантастического будущего. Но много ставил и классических версий. Я однажды написал эссе под названием «Мона Лиза с усами». Смысл его в том, что вы можете, конечно, показать Мону Лизу с усами, но люди все равно будут стремиться в Лувр и платить деньги, чтобы увидеть настоящую Джоконду.

– Расскажите поподробнее о постановке, над которой вы работаете в Красноярском театре. Это же истинный раритет!

– Цезарь Антонович Кюи в свое время был очень популярным композитором, его перу принадлежат тринадцать опер, все они  исполнялись. А потом про них забыли. «Кавказский пленник» написан на сюжет поэмы Пушкина. Здесь много есть возможностей решить эту оперу эпически, сделать ее как конфликт религий, менталитетов, цивилизаций. Но я этим заниматься не хочу. Я воспринимаю оперу как трогательную историю Ромео и Джульетты, просто иного времени и в иных обстоятельствах. Мы работаем отличной командой – художник Анна Контек, мы с ней давние партнеры, она является главным художником Финской Национальной оперы, музыкальный руководитель и дирижер Владимир Рылов, балетмейстер Сергей Бобров. И мы все очень взволнованы, потому что у нас есть уникальная возможность заново начать историю интерпретации этого произведения. Фактически, то же самое, что ставить совершенно новое произведение, потому что несколько поколений на нашей планете «Кавказского пленника» Цезаря Кюи не видели, не слышали, и даже запись не слышали. Только можно найти, как Собинов поет маленький кусок арии Пленника. Мы можем всем показать, какая это замечательная опера! Я себя сейчас так чувствую, словно опять в первый раз влюбился!

– Вы работаете сейчас над постановкой «Сказания о граде Китеже» в Бергене. Это очень сложно произведение со смысловой, философской, мировоззренческой точки зрения. Его порой непросто понять и российскому зрителю. В чем для Вас смысл этого произведения и как вы собираетесь его доносить до зрителей?

– Да, здесь действительно неимоверная глубина. Есть философия, есть религиозный мистицизм. Главный образ для меня – это сам Китеж, невидимый град. Я считаю, что невидимый град Китеж – это образ того невидимого, что есть в каждом человеке. Каждый человек – как  невидимый град, храм, как церковь. Она иным людям и не нужна, но она есть, и Феврония это видит в любом человеке. Поэтому она может изменять людей, изменять мир – вот чудо, которое она творит, так спокойно и естественно. Вот в чем ее святость. Мы даже сейчас в работе называем наш спектакль «эко-опера». Мне кажется,  все это очень хорошо сопрягается с тем, что сейчас  волнует всех. У Февронии такая же чистая душа, как чиста природа, среди которой она живет. Ну, а город… сами в городах живем, видим, что там происходит. И что мы с природой делаем, тоже знаем. Финал оперы – это же Рай, это невидимая утопия… она видна только посвященным, только тем, кто заслужил. Спектакль мы ставим в городском бассейне – нет, не пугайтесь, Китеж в воду погружаться не будет, там воды вообще не будет, бассейн будет пустой. Мы используем это необычное пространство (кстати, с хорошей акустикой) чтобы, во-первых, обеспечить бОльшую вместимость, а во-вторых, следуя принципу «art is everywhere» – искусство везде, и необычное  пространство может привлечь  молодежь, может привлечь не типичную для оперы публику.

– Следующий вопрос не имеет отношения к опере. В Красноярском крае еще в царское время были эстонские деревни. Удалось ли Вам побывать в тех местах?

– Пока, к сожалению, не успел, дел очень много. Я шучу, что опера, которую я ставлю, называется «Кавказский пленник», а сам я сейчас ощущаю себя «сибирским пленником», настолько захвачен работой. Да, это очень интересная история, эстонцы и Сибирь, в ней много-много слоев. В царское время, действительно, здесь мои соотечественники получали землю, развивали хозяйство, осваивали необжитую территорию. Большинство эстонцев, которые живут в Красноярском крае, – потомки тех переселенцев. Многие были сосланы во время сталинских репрессий, находились в лагерях. Наш известный писатель Яан Кросс был здесь на поселении почти 10 лет, уже после воркутинского лагеря. Немало эстонцев сейчас приезжает сюда в поиске могил своих близких, родственники моей жены приезжали в прошлом году, чтобы поклониться и почтить память.

Представители нашего землячества уже встречались со мной, я показал им театр, рассказал о планах. Они обещали мне моральную поддержку. Конечно, мы будем общаться, и после выпуска премьеры обязательно поеду в те места (это в основном юг Красноярского края), где по сей день живут внуки и правнуки моих соотечественников, и где по сей день можно услышать эстонскую речь.

Надежда КУЗЯКОВА
"Музыкальный Клондайк", 01.03.2017 г.