Народная артистка России Анна Жарова впервые исполнила Фригию в «Спартаке» Арама Хачатуряна еще на старте своей карьеры в Новосибирске и танцует ее уже больше 25 лет. Красноярская публика в начале прошлого сезона видела балерину в дуэте из этого балета с премьером Большого театра заслуженным артистом России Михаилом Лобухиным. В этом сезоне Анна Жарова станцует в Красноярске Фригию в новой премьере «Спартака».

– Анна Александровна, насколько с годами поменялась ваше восприятие этой партии? Помните свои первые эмоции от нее?

– Я, скорее, помню себя в ней на первых фотографиях – такая юная, еще неоперившаяся. В том возрасте мне сложно было представить себя женщиной, способной сподвигнуть мужчину на восстание. Потому что очень многое в мире – войны, потрясения, какие-то поступки, подвиги – всё это зачастую происходит из-за женщин, из-за их любви или нелюбви. И моя Фригия в 20 лет и сейчас – это, конечно, совершенно непохожие персонажи: разные образы, пластика – в этой партии можно расти бесконечно и раскрывать в ней и в самой себе что-то новое. Наверное, я стала более женственной, более свободной, в чем-то более спокойной. Разумеется, и события собственной жизни постепенно накладывали отпечаток на этот сложный драматический образ – рождение детей, потеря близких. Много было и радостного, и горького, что влияло на мою интерпретацию этой героини. Вспоминаю, как в первых спектаклях было трудно раствориться в мужчине, подчиниться ему, расслабиться и позволить себе идти за ним – я всё делала сама, каждый жест выстраивала самостоятельно. Сейчас у меня совершенно другое взаимодействие с партнерами, более доверительное.

– Насколько менялся ваш образ Фригии от дуэта с разными Спартаками?

– Если не ошибаюсь, у меня уже было восемь Спартаков – как в труппе НОВАТа, так и среди приглашенных гостей из разных театров. И, конечно, их индивидуальность всегда накладывала отпечаток на наш дуэт. Многое зависит просто от физической фактуры, потому что в «Спартаке» хватает сложных поддержек. Когда у партнера большой торс, длинные руки, широкие плечи, иногда можно просто полежать на нем и расслабиться, как на диване. (Смеется.) А если серьезно – это очень удобно, когда физические данные человека позволяют тебе с комфортом на него опереться.

Также невероятное значение имеет эмоциональная отдача и энергия партнера, его способность любить, передавать свои эмоции, потому что у Спартака и Фригии очень тесное взаимодействие. Вообще любой дуэт на сцене – это всегда работа двоих. Если один холоден, а второй вынужденно берет на себя всю нагрузку, любит и за себя, и за другого – это очень тяжело. Но мне везло: хотя я получала от кого-то из своих Спартаков в дуэте чуть меньше удовольствия, от кого-то – чуть больше, но несовместимости ни с одним из них не возникало. А с кем-то на таких эмоциях танцевали, что начинали ползти слухи, что у нас роман.

– Финал в «Спартаке» – настоящая античная трагедия, где любящая женщина оплакивает павшего героя. Как психологически настраиваетесь на этот заключительный выход?

– Всегда смотрю из-за кулис финальный бой Спартака и его гибель, когда его распинают на копьях. Это очень болезненно видеть, но внутренне погружает тебя в состояние, когда Фригия, слепая от боли и страха, позже идет по полю брани через горы трупов в поисках Спартака и отказывается принять, что ее любимый погиб, она до последнего не хочет в это верить. И музыка Хачатуряна, разрывающая душу, тоже вводит в это настроение, проникает в каждую твою клеточку – мне даже трудно объяснить, как мне удается передать весь ужас этой страшной потери. Наверное, потому, что я привыкла танцевать именно музыку, а не под музыку – она сама меня ведет и направляет. Рабы показаны в «Спартаке» весьма неприглядно, подчас даже низменно и грязно. Но Спартак и Фригия – люди благородные и возвышенные. И хотя финал трагический, для меня эта история – о торжестве свободы, пусть даже ценой своей жизни. И, конечно же, о настоящей любви.

Елена КОНОВАЛОВА
"Опера & Балет" №2 (102), октябрь 2024