Солист балета о победах на конкурсах, о том, как формируется образ персонажа, о важности мотивации.

В балетной труппе Красноярского государственного театра оперы и балета имени Д. А. Хворостовского что ни солист, то звезда. Яркий пример — Георгий Болсуновский, который шестой сезон танцует ведущие партии всего балетного репертуара, являясь одним из любимцев у поклонников балета. Также мастерство Георгия признано профессиональным сообществом — второй год подряд артист привозит в Красноярск золотые медали с престижного Всероссийского конкурса артистов балета и хореографов. Мы встретились с Георгием, чтобы узнать подробности об участии в соревнованиях и о его творчестве в целом.

Раскованный принц

— Георгий, какие номера вы готовили для конкурса и почему выбрали именно их?

— В этом году конкурс проводился по двум номинациям: “Характерный танец” и “Народно-сценический танец”, то есть номера должны были быть иного плана, чем на большинстве подобных состязаний. По сути, я пошел не по своей стезе, решив показать характерный танец, — не было привычных классических вариаций, в которых обычно работаю. Сначала думал, нужно ли мне это, но всё же хотелось поставить какую-то точку в конце своего личного сезона, попробовать подняться на планку выше. Буквально за день до окончания приема заявок изучил условия конкурса, предлагаемый для выступлений репертуар и определился с тем, что мне нравится. Выбрал к подготовке четыре номера: “Героический этюд” (музыка Александра Скрябина, хореография Касьяна Голейзовского), “Танец Эспады” из балета “Дон Кихот” Людвига Минкуса (хореография Игоря Бельского), “Лезгинка” (хореография Александра Матус-Марчука), “Вариация Остапа” из балета “Тарас Бульба” Василия Соловьёва-Седого (хореография Ростислава Захарова).

— Чем отличается характерный танец от классического?

— Во-первых, он более эмоционален. Во-вторых, подача более свободная, чем в классике. Средств выражения, свободы действий больше — и эмоций, и пластики. Например, в “Героическом этюде” хореография классическая, но она более свободна. У характерного танца рамки шире. Также в нём присутствуют национальные движения, национальная хореография, хоть и в небольшой, а иногда и существенной, классической обработке, которая нужна, чтобы движения были красивые и эстетичные.

— Что вам ближе — классика или характерный танец?

— Мне нравятся больше характерные герои в классическом исполнении. Например, Базиль в балете “Дон Кихот” Людвига Минкуса, Филипп из балета “Пламя Парижа” Бориса Асафьева, раб в “Корсаре” Адольфа Адана, или Солор в “Баядерке” Людвига Минкуса. Характерная подача строится больше не от движений, а из души, из внутреннего мира исполнителя. Конечно, можно и принца танцевать из своего внутреннего мира, но там всё гораздо строже. Принц должен быть статным и красивым, его жесты должны быть сдержанными. Априори в образе принца невозможно увидеть такого же накала страстей, как, например, у героев балета “Пламя Парижа”.

— А принцев вам нравится танцевать?

— Да, но я немного другой принц. Не такой статный, а более раскованный.

— Для конкурса вы выбрали номера, которых в вашем репертуаре нет. Сложно ли было их готовить, кто вам помогал?

— Я репетировал с педагогами театра Демидом Зыковым, Александром Матус-Марчуком и Натальей Матус-Марчук. Готовиться начал поздновато, за три недели до поездки. Это ежедневные репетиции по одному — два часа. Времени не очень много, но достаточно. Такой темп позволяет не перегореть. Когда очень много готовишься, то возникает слишком большая усталость, и уже становится неинтересно работать дальше. Но, конечно, когда мы готовим премьерные спектакли, работа над ними занимает гораздо больше времени, чем моя подготовка к конкурсу. (Смеётся).

Поиск образа

— Что волнительнее — выходить на сцену в премьере или выступать на конкурсе?

— Наверное, волнительнее — конкурс. Если в процентах, то примерно 70 на 30. Потому что на конкурсе ты должен выйти, и за 2–10 минут показать всё, что можешь, заявить о себе. Спектакль же идёт в среднем два часа, и впечатление о выступлении складывается на протяжении всего этого времени.

— А чем принципиально отличается подготовка к конкурсу и к премьере?

— Если это новый спектакль, то поиском образа. Конечно, для конкурсных номеров мы тоже ищем образ. Но их ты обычно либо уже танцевал, либо они тебе нравятся, хочешь их станцевать и внутри их уже проиграл, знаешь, как хотел бы это сделать. Если же говорить о премьере, особенно о мировой, когда спектакль ещё никогда нигде не ставился, то больше всего времени занимает именно поиск персонажа. Например, образ юноши в хореографической мистерии “Ленинградская симфония”. Хотя с этой ролью было полегче — с военной тематикой в любом случае знаком, есть и эмоции, переживания, связанные с темой. Другое дело — премьера, которую мы готовим сейчас: балет “Катарина, или Дочь разбойника” Цезаря Пуни. Персонаж, которого я исполню, неизвестный, и нужно продумывать, как окрасить своего героя в разных ситуациях. Представляешь, какой персонаж по характеру, как бы поступил в той или иной ситуации. Конечно, общими штрихами режиссёр говорит, каким должен быть герой, что должен делать, но поиск образа — это больше работа артиста, чем режиссера.

— В какой момент репетиций вы понимаете, что номер уже готов?

— Репетировать до идеала можно бесконечно. Нет такого, что ты репетируешь-репетируешь и — всё! — готово. Всю жизнь мы репетируем и всю жизнь гонимся за идеалом.

— Что для вас значит участие в конкурсах?

— Работаешь-работаешь спектакли, и вот наступает момент, когда нужно подняться на следующую ступеньку. Конкурсы — хороший шанс, чтобы это сделать, как бы подвести черту под конкретным этапом своей работы. Хотя раньше не очень любил участвовать в конкурсах, но со временем понял, что мне это нужно, особенно при моей не очень балетной комплекции — небольшого роста, коренастый, с большими округлыми мышцами. Балет — это всё-таки красивые линии, у меня же они более спортивные.

— Были ли проигрыши в конкурсах?

— Конечно. Были третьи места, были просто дипломы, и ничего не было. Принимал близко к сердцу. Сейчас пережить помогает супруга, а до этого сам справлялся с эмоциями. На самом деле период грусти не очень большой, понимаешь: сейчас не получилось — ничего страшного, работаем дальше. В любом случае ты на эту ступеньку уже встал, перешёл на следующий этап своего развития и участвовал не зря, даже если проиграл.

— Какие планы на будущее относительно конкурсов?

— Буду стараться в дальнейшем ездить на конкурсы по направлению “классика”, потому что в большинстве из них можно участвовать только до 27 лет. Мне 24 — остаётся не так много времени.

Мама привела

— Как вы пришли в балет?

— Очень рядовая ситуация — мама привела. Хотя, вообще, я много чем занимался: футбол, бокс, художественная школа. Мама (по профессии — артист народного танца) заметила, что я слышу музыку, и решила отдать меня в колледж после четвёртого класса. Изначально это было как просто обучение чему-то. В первое время имело место и небольшое стеснение — друзья футболом занимаются, боксом. Их занятия были на слуху, а балет у мальчиков разве популярен? Но со временем, конечно, это прошло. А сейчас я отношусь к балету как к призванию.

— Были ли переломные моменты и с чем они были связаны?

— Да, были, и связаны они с отсутствием мотивации. Не было результата, поэтому не хотелось дальше двигаться. Потом появился результат. Примерно на третьем курсе колледжа понял, что хочу танцевать и становиться лучше. Это осознание появилось с приходом на наш курс нового педагога — Дмитрия Анатольевича Лысенко. Он привил любовь, научил работать, и постепенно стал виден результат, появились мотивация и желание. Очень многое зависит от педагога. Считаю Дмитрия Анатольевича ключевой фигурой в своём профессиональном пути — не было бы его, не было бы ничего сейчас в моей карьере.

— Трудное ли детство у ребят, которые посвятили себя балету?

— Это зависит от ребёнка. Конечно, можно так сказать: иногородние дети, которых забирают от родителей, очень много время проводят вне дома и учатся чему-то неестественному… Но я думаю, что это хорошо. Это формирует самостоятельность, позже — дисциплину. Если ты получаешь такие навыки с раннего возраста, то дальше, на протяжении всей жизни, тебе легче. Есть ещё один плюс — если ты начинаешь получать профессию с ранних лет и она нравится, то у тебя нет необходимости поиска себя после окончания школы. Всегда знаешь, куда двигаешься.

— Американский хореограф Джордж Баланчин сказал: “Балет — это женский мир, в котором мужчина лишь почётный гость”. Согласны ли вы с этим?

— Никогда не думал о равенстве мужчины и женщины в балете. Конечно, в какие-то времена женщина была главнее, чем мужчина. Потом мужчина тоже вышел на первый план. А теперь всё равносильно. Нет такого, что мужчина — просто поддержка для балерины. Как можно построить образ всего спектакля без героя-мужчины?

— Как чувствуется ответственность за партнёршу в балете?

— Бывают случаи разные — не получается поддержка, приходится выкручиваться, вуалировать свои ошибки. Допустим, поддержка поставлена на определенное время, но она не получается и вы оказываетесь на земле на двух ногах, то должны быть какая-то проходочка, какие-то движения. Заметит ли ошибку зритель либо всё будет выглядеть, словно так и должно быть, — зависит от того, насколько вы с партнёршей понимаете друг друга.

Я просто Гоша

— Вы один из самых заметных танцовщиков труппы, побеждаете на серьёзных конкурсах, знакомы зрителям по участию в шоу “Большой балет” на телеканале “Культура”. Ощущаете ли себя звездой?

— Да нет. Я просто стараюсь делать свое дело хорошо, вот и всё. Какой я суперартист, я просто Гоша. (Смеётся).

— Какой вы по характеру? Что из ярких черт мешает в работе, что помогает?

— На самом деле ничего не мешает. Лишние эмоции могут мешать, но это больше рабочее состояние. Но, вообще, я достаточно закрытый, точнее, открытый для семьи, а для остального окружающего мира больше закрытый, спокойный, позитивный. Но у меня взрывной характер.

— Снится ли вам балет? Есть ли страхи?

— Да, иногда. Тревожные сны. Опаздываешь, или без тебя начали, или пять минут до начала, и тебе звонят, а ты находишься вообще в другом месте... Страхи есть — обыденные: что-то не получится или на конкурс поедешь и провалишься.

— Травмы, выступление через боль — это про вас?

— Конечно. Это неотъемлемая часть профессии. Травмы бывают тяжёлые, при которых не можешь танцевать, и они выбивают тебя — какая-то операция, перелом или надрывы связок. Тогда уходишь, восстанавливаешься и потом обратно набираешь форму. Или случаются небольшие травмы, для восстановления после которых не нужно брать больничный. У нас ежедневные классы и репетиции, всегда что-то после нагрузки болит — без этого никак. Просто этому не придаёшь большого значения, это обыденность. Особенно утром всё болит, поэтому приходишь на “классику” (обязательный урок), чтобы разогреть тело, и после этого многое перестает болеть до того момента, пока не начнёшь остывать. Можно сказать, что тренировка — это и есть таблетка.

— В каких спектаклях больше нравится работать?

— Во всех. Нет конкретного любимого, скорее, под настроение. Также и с партиями, просто нравится танцевать, и всё. В целом люблю свою работу. Нравится работа с телом, и с образами. Не то, что ты примеряешь на себя разные образы, а то, что в любом случае каждый образ несёшь из себя, он есть в тебе.

— Выход на аплодисменты важен для вас?

— Конечно. Это показатель, понравилось ли зрителю. Одно дело, как я себя оцениваю, другое дело — я рассказываю историю для зрителей. И аплодисменты показывают, что людям нравится. Это неотъемлемая часть нашей работы — получить от зрителя похвалу через овации.

— Что бы вы хотели сказать зрителям?

— Мы работаем, чтобы люди отдыхали и наслаждались искусством, танцем, действием на сцене. Мне бы хотелось, чтобы зрители просто приходили и получали удовольствие, обменивались энергией с нами. Мы отдаём людям, чтобы они получали и отдавали нам — это важный взаимообмен. Когда и зрителям хорошо, и нам замечательно.

Мария МАРКОВА
"Городские новости", 3 июля 2021 года