Цветовая схема:
Молодой тенор из Омска Валентин Колесников пришел в Красноярский театр оперы и балета имени Д.А. Хворостовского осенью, но уже успел исполнить несколько ведущих партий в русской и европейской оперной классике. До конца творческого сезона певца ещё можно будет услышать в партиях Герцога Мантуанского в «Риголетто» и Альфреда в «Травиате» Дж. Верди, а также Неморино в «Любовном напитке» Г. Доницетти. Параллельно он работает над партией дона Оттавио из «Дон Жуана» В.А. Моцарта, премьера которого состоится в октябре на Фестивале Дмитрия Хворостовского.
– На роль дона Оттавио меня утвердили после кастинга, я пока один на этой партии, – рассказывает певец. – Мы уже приступили к работе над ней с ассистентом дирижера и педагогом-концертмейстером Кристианом Кохом, у меня самые приятные впечатления от общения с ним. Он отличный пианист, настоящий музыкант, понимает в вокале – может подсказать, как удобнее и правильнее что-то исполнить. На это способен не каждый концертмейстер.
В «Дон Жуане» вообще очень сильная постановочная команда, для меня как для молодого певца – огромный опыт поработать с такими музыкантами. С нетерпением жду сентября, когда настанет плотная постановочная пора. Музыка Моцарта вечна, страсти, выраженные в его произведениях, актуальны во все времена. Многие вокалисты думают, что этого композитора исполнять легко. Я тоже могу сказать, что Моцарт лечит – но только если петь те его произведения, что подходят тебе по голосу. Например, в занятиях с Кристианом я узнал, что лично мне из Моцарта подходит далеко не всё – как он сказал, партия Феррандо из Così fan tutte («Так поступают все женщины») для моего типа голоса слишком легкий материал. А дон Оттавио – идеальная партия, потому что там есть и драматические оттенки, и лирические.
– Валентин, а насколько вашему лирическому тенору близка музыка Россини?
– Альмавива из «Севильского цирюльника», например, для моего голоса. Вообще, как сказал Кристиан, выбирая между Россини и Пуччини, мне стоит петь Россини. Проблема большинства певцов в том, что они не могут определиться в стиле, в котором должны петь, исходя из индивидуальных особенностей своего голоса – у вокалистов это называется фах. К сожалению, в российском репертуарном театре приходится петь все подряд. Это не означает, что ты поешь и лирические, и драматические партии. Но даже лирические персонажи стилистически между собой очень отличаются. Скажем, я не знаю, к какому жанру отнести «Кавказского пленника» Цезаря Кюи, где недавно исполнил главную роль. Сама музыка тесситурно высокая, и драматический тенор её спеть не сможет. Но всю оперу мой герой страдает – находясь в заключении, подвергнувшись пыткам, унижениям, он находится в глубочайшей депрессии и полной готовности к смерти. С точки зрения драматургии такую музыку нельзя отнести к лирике. Очень сильно разнится она и с Герцогом Мантуанским из «Риголетто» – и вокально, и драматически. В Европе такое невозможно – петь столь несхожие партии с паузой всего в неделю. Как известно, Пласидо Доминго – рекордсмен по количеству исполненных партий, у него их больше 120-ти. И к каждой из них он готовился долго и тщательно. Чтобы спеть Вагнера, полгода перестраивал свой голос и вообще ничего другого не пел – только так можно петь в правильном стиле, не калеча голос. Фах очень важно понять, найти и, желательно, его придерживаться, потому что голос – наш хлеб, и никто, кроме нас, артистов, не несёт за него ответственности.
Но, в целом, то, что я сейчас исполняю, мне подходит. Как сказал Кристиан: «Не важно, что вы поете – вы всё должны петь своим лирическим голосом». Многие певцы, особенно спинтовые тенора, лирико-драматические, исполняя драматические партии, начинают сознательно утяжелять вокальные оттенки, утемнять. Что, на мой взгляд, неправильно. Но в этом трудность репертуарного театра – приходится очень быстро перестраиваться.
– В Омске у вас были еще более радикальные переходы – от мюзиклов и оперетт до опер.
– В Омске когда-то был очень сильный Музыкальный театр, с полным составом вокалистов, там шёл весь оперный репертуар. Но сейчас там почти никому нет дела до тонкостей вокальной и балетной профессий. Отсюда очень много проблем, совмещение несовместимого – скажем, сегодня мюзикл, а завтра «Травиата». И людям не объяснишь, что это неприемлемо – мол, какая тебе разница, что петь? Притом что мне нравилось разнообразие в репертуаре – с удовольствием пел и оперы, и мюзиклы, и оперетты, и детские сказки. Но это же невозможно исполнять на потоке! Я был там одним из немногих, кто боролся за свой голос, за свои права. Но накопилось слишком много разногласий, и я уехал.
– Всё оказалось к лучшему?
– Да, я и представить не мог, что приехав сюда, уже через две недели спою Герцога в «Риголетто» – это фантастика! Еще совсем недавно партия казалась мне абсолютно недосягаемой. На мой взгляд, это одна из самых сложных оперных партий для тенора – и с точки зрения диапазона, и вокальной сложности, и характера – образ Герцога передать очень непросто. Меня сначала попросили подстраховать коллегу, потом спеть на репетиции, потом с оркестром, и, в конце концов, взяли петь премьеру. К счастью, я знал материал почти полностью, оставалось лишь выучить небольшие речитативные сцены. Мы с концертмейстером Настей Косинской за два дня их освоили, я ей очень благодарен за помощь. Не понимал, что со мной происходит, всё было как в сказке. И только услышав увертюру на спектакле, осознал, что сейчас буду петь Герцога. В Красноярске также уже исполнил Ленского (я пел его прежде в Омске), Пленника, в мае буду петь Альфреда в «Травиате», в июне – Неморино. В «Любовном напитке» потрясающая музыка. Мизансценически спектакль очень сложный – танцы, кувырки, разговоры вместо речитативов. В общем, есть над чем поработать. Жаль только, что постановка на русском языке, придётся переучивать с итальянского. Мне кажется, оперу следует исполнять исключительно на языке оригинала. Оперные либреттисты тоже были музыкантами, понимали все тонкости вокального искусства, каждую фразу выстраивали так, чтобы её было удобно петь. И не стоит идти на поводу у публики, что зритель якобы не понимает – он и на русском языке оперный вокал не воспринимает в полной мере, в этом жанре свои особенности. К визиту в оперу необходимо готовиться – как минимум, прочитать либретто, чтобы понять, что там происходит. Это самый сложный вид театрального искусства. Когда нас в школьные годы водили на оперу и балет, мне было скучно, потому что я не был подготовлен к их восприятию.
– Что же вас привело в эту профессию?
– Всю жизнь занимался спортом, в детстве играл в баскетбол, но толком не знал, чего хотел. В школе учился плохо. Но на всех концертах пел, и учителя мне за это всё прощали, не отчисляли за неуспеваемость. И моя тетя решила, что я могу стать певцом, привела на прослушивание к моему будущему педагогу заслуженной артистке РФ Ирине Борисовне Трусовой. Она потом сказала, что когда распевала меня, сначала не хотела брать: голос какой-то неинтересный, непонятный. А потом – раз, и какая-то нотка выстрелила. Мы занимались с ней месяц, после чего я поступил в Омский университет на факультет культуры и искусств, на кафедру актёрского мастерства. Пришлось обучаться фехтованию, актёрской игре, пению. Представляете, всю жизнь занимался спортом – и тут вдруг танцы! Вообще не понимал, куда попал и зачем здесь нахожусь, первые полгода был в абсолютной прострации. До тех пор, пока во время занятий с педагогом у меня не получилась верхняя нота си бемоль – тот момент запомнил на всю жизнь. Эта нота говорит о том, что ты именно тенор. Параллельно послушал Паваротти, влюбился в оперу и понял, что должен быть певцом. Притом что у меня тогда не было музыкальной грамотности, даже нот не знал – просто пел.
Через полтора года по конкурсу попал на стажировку в Италию, там собирали певцов из разных стран мира. Я был счастлив оказаться в кругу звёзд оперы. Хотя потерял там голос, потому что не обладал никакой техникой, а пел серьёзные арии – Рудольфа, Альмавиву, Герцога. Педагог по возвращении ужаснулась: заставила молчать три месяца, а потом мы начали восстанавливать мой голос с нуля. И за полтора года я его восстановил, несмотря на дикий стресс. Только попав в Красноярск и спев здесь Герцога, осознал, что ещё три года назад никто не верил, что я стану оперным певцом. Но о большой цене за это не жалею. Стажировка меня окрылила, показала масштаб оперы. Любые испытания закаляют человека. А у меня трудностей было предостаточно, мне ничто не даётся просто так, каждая партия – это работа над собой. Спортивная закалка помогает доказывать – в первую очередь, самому себе, – что я что-то могу. В конкурсах тоже готов участвовать – это хорошая проверка на стрессоустойчивость. Главное – петь, работать на сцене. Я счастливый человек, в моей жизни всё очень интересно складывается.
Елена КОНОВАЛОВА
"Опера & Балет" №6, май 2021 года