Репертуар Красноярского оперного театра пополнился новыми спектаклями необычного формата: апокалиптическим триллером «Марево», «Паяцы» Руджеро Леонкавалло, оперой в полуконцертной версии семистейдж «Риголетто» Джузеппе Верди. Почему и зачем молодые режиссёры приходят в классический жанр музыкально-драматического искусства и что хотят в нём изменить, рассказала «АиФ-Красноярск» режиссёр спектаклей, выпускница ГИТИСа Елизавета Корнеева.

Начать с точки «ноль»

Татьяна Фирсова: Вы лауреат Международного конкурса молодых оперных режиссёров «Нано-опера». Оказывается, этот конкурс очень популярен у молодых людей. А говорят, что опера старомодна и молодое поколение ею не интересуется...

Елизавета Корнеева: Не соглашусь с вами. Опера вечна: мы умрём – она останется, как Шекспир. Разве можно назвать его умирающим автором? Это прозвучит слишком амбициозно. То же самое могу сказать и об опере. Молодёжь с удовольствием профессионально изучает её: эта великая музыка, насыщенная драматическим действием, даёт сегодня новые возможности сценического воплощения.

– В день рождения Дмитрия Хворостовского, 16 октября, на сцене красноярской оперы прошла премьера вашего спектакля «Риголетто» Джузеппе Верди. Выбор был сделан, потому что партия главного героя была одной из любимых у нашего великого земляка?

– Безусловно, мы хотели почтить память нашего талантливого соотечественника и подарить известную оперу зрителю, чтобы он офлайн получил наслаждение от знаменитой музыки Верди. Именно в Красноярском театре много работаю в формате semi-stage, правда, не могу сказать, что это мой любимый формат. Но чтобы уйти от стандартного восприятия и клише, нужно поменять привычное пространство, и лучше начать с точки «ноль», которая даст новые трактовки. В этом меня поддерживают и артисты театра, которые талантливо и подробно прорабатывают со мной свои роли. Хочется, чтобы зритель в первую очередь следил за переживанием героев. Неважно, в каких костюмах будут Ромео и Джульетта и где встретятся – на балконе или в баре. Важно, чтобы проявилась суть их отношений.

Тишина в опере

– У меня остались смешанные чувства от вашего авангардного триллера «Марево». В основе жуткая автокатастрофа, в которой гибнут муж, жена, сын, голуби, собака и даже придорожный куст. Между зрителями и сценой нет четвёртой стены, вместо музыки звуки, артисты практически не поют. Это опера?

– Конечно. Хотя, наверное, со мной можно поспорить. Тем не менее в некоем заданном пространстве – межмирье – всё-таки есть звуки оркестра, голос и хоть и не совсем понятное, но спетое слово, то есть основные признаки оперы. Однако моя давняя мечта – поставить оперу, где звучит тишина как полноценный музыкальный номер. Здесь она есть, артисты и оркестранты настойчиво погружают в неё зрителей с самого начала. Важно то, что возникает, когда мы попадаем окончательно в марево, – беззвуковое пространство. Тишина – самая сложная музыка, которую мы часто избегаем. Спектакль заставляет человека окунуться в собственное подсознание и самому отвечать на возникающие вопросы о жизни и смерти.

– В одном из интервью вы сказали, что вас интересует понятие катастрофы и что любая из них закономерна. Вы фаталистка?

– Я реалистка. Катастрофы сопутствуют человеческой жизни. И здесь не стоит полностью освобождать от ответственности за происшествия самого человека, и даже человечество. Меня в «Мареве» это в первую очередь интересует как результат накопившихся, неразрешённых, серьёзных психологических проблем в семейных отношениях героев.

– Как восприняли предложенный вами новый формат артисты?

– Прежде чем прийти к ним с нотами, я искала тот театральный язык, на который можно было бы верно перевести эту оперу. Задавала бесконечное количество возникающих у меня вопросов её автору – молодому композитору Кириллу Широкову. И только после такой подготовки предложила её артистам и была готова аргументировать свой замысел. «Марево» ново не только для Красноярска, но, по сути, для всего оперного мира. Мы не побоялись пойти новым путём.

– Так чему вы хотите научить зрителя через «Марево»?

– Как режиссёр, никого не учу и не считаю, что могу это делать. В равном диалоге со зрителем и артистами лишь задаю вопросы и ищу собеседников. В финале спектакля мы видим выжившего в автокатастрофе мальчика, который стоит в луче небесного света с игрушечным корабликом судьбы в руках. Жизнь всё равно торжествует, это факт. Тем не менее это тоже вопрос, но ответ не в моей компетенции.

Прыгнуть выше головы

– Интернет не уводит аудиторию из театра? Ведь нет проблем скачать из Сети любой спектакль или посмотреть его онлайн?

– Опасность, что театр может потерять своего зрителя, безусловно, есть, особенно когда мы переживаем периоды изоляции и карантинные меры. Но пока этого не произошло – наоборот, зритель соскучился, ему нужен театр, который тоже не может без живого общения, сопереживания. Интернет этого дать не может, хотя мы видели концерты, спектакли онлайн. Театр – антагонист индивидуализма и эгоцентризма, которые сегодня поразили общество. Это коллективное творчество, здесь идёт процесс взаимодействия артиста и режиссёра, актёров и зрителя. Он даёт возможность сопереживать, что передаётся только от человека к человеку. Потому театр требует к себе зрителя, который вместе с ним будет постигать заложенную в нём философию.

– Красноярскому зрителю предстоит увидеть ещё одну вашу новую работу – оперу «Капулетти и Монтекки» Винченцо Беллини. Тоже будет семистейдж?

– Нет, ставим полноценный большой спектакль. Красноярский театр ещё не имел дела с техникой виртуозного пения бельканто. Поскольку у меня особый интерес к эпохе бельканто, много работаю с оперой Беллини в Москве, очень хотела бы поделиться своим опытом с красноярскими артистами, у которых для исполнения этого материала, я уверена, есть потенциал. Безусловно, придётся поработать и прыгнуть чуть выше собственной головы, но я верю в успех.

– Известно, что у вас прекрасный голос – меццо-сопрано, но вы стали не певицей, а оперным режиссёром. Кто так повлиял на ваш выбор?

– Любовь к музыке заложили родители. Хотя работали в академии наук. При этом наша семья была очень музыкальной. Мама владеет несколькими инструментами, у папы баритон, он прекрасно поёт. Музыку любила с детства, и даже, когда училась в музыкальной школе, мне было, наверное, лет девять, брала тайком там кассеты с операми, чтобы скопировать и слушать дома. На уроках это делать до конца не успевали. Возможно, смогла бы утвердиться в вокальной профессии как меццо-сопрано, но однажды поняла: мой интерес шире. По-настоящему судьбоносной стала случайная встреча в Санкт-Петербурге с известным педагогом и режиссёром Людмилой Николаевной Мартыновой и известным актёром Леонидом Павловичем Мозговым. При поступлении в университет я ошиблась аудиторией и попала к ним в мастерскую и благодаря им открыла для себя театр. После окончания второго года Людмила Николаевна сказала мне: «Лиза, у вас есть талант режиссёра. Идите и поступайте в ГИТИС». Через месяц я стала студенткой института, и в моей жизни начался новый большой этап. Так мой любимый педагог взяла ответственность за мою судьбу. Если бы не она, я вряд ли пришла бы в эту профессию.

ДОСЬЕ

Елизавета Корнеева. Родилась в Иркутске в 1986 г. Окончила Иркутский областной музыкальный колледж имени Ф. Шопена по классу академического вокала. В 2011 году училась в Санкт-Петербурге в мастерской Л. Н. Мартыновой и Л. П.Мозгового по специальности «актёр драматического театра». В 2018 году получила красный диплом РАТИ-ГИТИС по специальности «режиссёр музыкального театра», мастерская Г. Г. Исаакяна. Лауреат II премии IV международного конкурса молодых режиссёров «Нано-опера». Поставила 13 спектаклей на разных сценических площадках страны, в том числе три в Красноярском театре оперы и балета.

Татьяна ФИРСОВА
«АиФ на Енисее» №44, 30.10.2020 г.