Опера в Красноярске

Красноярский театр оперы и балета для меня – настоящая волшебная шкатулка. Кажется, что заслуженный артист России Сергей Бобров уже успешно перепробовал там все жанры, стили и подходы. Ан нет! Опять сюрприз!

Комическая опера французского композитора Пуленка «Груди Терезия» получила специальный приз главной российской театральной премии «Золотая маска». Приз называется «За новый взгляд на оперный жанр в новом театральном пространстве».

Таким новым взглядом театр как раз и обязан своему художественному руководителю, заслуженному артисту России Сергею Боброву. Балетный танцор из Большого театра, ученик Григоровича, Сергей Бобров за 20 лет сделал из Красноярского театра оперы и балета одну из самых заметных творческих театральных площадок России.

– В прошлом году Вы сами заседали в жюри «Золотой маски». И обычно каждый номинант думает: «Как же хорошо быть в жюри!» Но так ли это легко выбирать из чужих работ?

С.Б.: Это интересно, но трудно, поскольку надо отсмотреть очень много спектаклей, когда впечатления накладываются одно на другое. Однако в «Золотой маске» все грамотно и логично распланировано.

– Мы, зрители, всегда склонны думать, что есть какая-то кулуарность и фаворитизм. Вы это заметили?

С.Б.: Абсолютная неправда! Все открыто и конкретно, никаких группировок, никаких внутренних договоренностей. Единственное условие – члены жюри не должны ни с кем посторонним делиться ходом обсуждений. При этом нет никакого давления и никаких попыток кого-то развернуть в другую сторону.

– Вы получили специальный приз за комическую оперу Пуленка. Я даже и не припомню, когда в России последний раз ставили Пуленка?

С.Б.: Лет двадцать лет назад в Пермском театре оперы и балета его ставил Георгий Исаакян. А мы для своего спектакля сделали совершенно новое либретто, это не прямой перевод с французского. Направление то же, однако все написано современным языком, иногда даже сленгом. Это добавляет спектаклю пикантности и легко воспринимается любой аудиторией, особенно молодежной. Зрители на спектакле смеются постоянно. Название может ввести в заблуждение, но главная мысль оперы в том, что нужно рожать детей!

– Хорошее направление мысли! А то сейчас, наоборот, повсюду чайлдфри.

С.Б.: Такая здравая мысль обернута в сюрреалистическую оболочку. На представлении этой пьесы Аполлинера в свое время присутствовали Дягилев и молодой Пуленк, который и решил написать на ее основе оперу, завершенную в 1946 году.

– Вас всегда отличает очень светлый взгляд на мир. Никогда никакого энергетического вампиризма даже при постановке самых трагических произведений. Вы всегда поднимаете зрителей ввысь, а не опускаете в клоаку.

С.Б.: Так приучен в Большом театре. Конечно, это личное дело каждого режиссера, но для меня, действительно, очень важно, чтобы зрители из нашего театра выходили просветленные. Если же говорить конкретно об этой опере Пуленка, то она вообще комическая, поэтому зал хохочет постоянно, хотя опера считается сложным искусством для избранных.

– Красноярская публика привычная, это очень театральный город, в котором следят за всеми премьерами. А есть ли перспектива у такого спектакля, где занято свыше ста человек, в гастрольном туре?

С.Б.: Уверен, что эта опера – для всех! Мы ее показали в нашем новом театральном пространстве лофта «Квадрат», переделанном из здания бывшего завода. И в этот лофт начали ходить те красноярцы, которые раньше не посещали академические театры. Приходят очень много блогеров и тех категорий молодежи, которые, в принципе, не знают, что такое опера.

– Совсем недавно в репертуаре Вашего театра появился и совершенно иной спектакль – «Ленинградская симфония», который языком балета рассказывает об одной из самых чудовищных страниц Второй мировой войны, блокаде Ленинграда. Вам самому не было страшно от того, как воспримет этот балет даже подготовленная публика?

С.Б.: Было страшновано, но ведь я уже два десятилетия работаю на территории Красноярского края. Когда-то меня пригласили сюда из Большого театра поставить балет «Царь-рыба» по произведениям Виктора Астафьева. Я очень люблю этого писателя, который родился и жил в Красноярском крае, где сильные духом сибиряки умеют преодолевать любые жизненные трудности.

В «Ленинградской симфонии» есть отсылки к роману Астафьева «Прокляты и убиты», которым я просто зачитывался. Там почти на каждой странице мне сразу виделись пластические решения, оставалось лишь их перенести на сцену. Это было просто визуально ощутимо. И как раз под влиянием этого произведения Астафьева, а также его рассказов «Пастух и пастушка» и «Индия» начал складываться будущий спектакль.

И конечно, мы не могли обойтись без трагического и трогательного образа Тани Савичевой, блокадного ангела, чьи записные книжки невозможно читать без слез. Из всего этого и родился балет «Ленинградская симфония».

Для меня самого этот спектакль – и дань памяти жертвам блокады, и новая возможность для самореализации. Мне хотелось высказать свое мнение, хотя я и не был на той страшной войне. Прошло много времени, открылись новые исторические подробности, и эта трагическая страница не должна быть никогда забыта.

Кроме того, хотя спектакль рождался как некоммерческий, однако уже после премьеры мы получили шквал запросов о том, когда же будет следующий показ. Мы ставили экспериментальный балет, но он оказался очень востребованным публикой.

– В творческих кругах иногда можно наблюдать очень несправедливое мнение о том, что публика любит поскандальее. Поэтому некоторые режиссеры именно эпатаж делают своей визитной карточкой, все оправдывая выдуманными ими же самими «предпочтениями публики». Ваш же спектакль показывает, что россияне всегда видели в театре особое «горнило» для самоочищения, а не для эпатажных перформансов.

С.Б.: Мне тоже кажется, что российская публика сама имеет очень высокий культурный уровень, которому надо соответствовать. Конечно, когда занимался созданием «Ленинградской симфонии», то надеялся на ее востребованность, жил с этой мыслью. Ведь сама тема меня безумно трогает. И когда люди пришли на спектакль и проплакали половину действия, то было понятно, что этот балет найдет отклик в каждой душе.

– Как художественный руководитель театра Вы не только создаете спектакль и работаете над ролью с каждым исполнителем, но часто сами придумываете какое-то нетривиальное использование привычных материалов, как это было в «Электре», или создаете удивительно красивые костюмы, например, для «Лебединого озера». А какие неожиданные постановочные ходы в «Ленинградской симфонии»?

С.Б.: Например, оркестровая яма поднята на уровень зала, а музыканты одеты так, как были одеты те их блокадные коллеги в Доме радио, которые впервые играли «Ленинградскую» симфонию N7 Дмитрия Шостаковича. И это, конечно, потрясающе воздействует на зрителей. Или тот момент, когда на сцену падает 40 пар кирзовых сапог и балетные танцоры начинают в них танцевать.

– Именно в вашем театре впервые вышел на сцену Дмитрий Хворостовский, а теперь театр носит его имя. Вы и так всегда высоко держали планку, а отныне вообще каждый ваш спектакль просто обязан становится событием. Но как обойтись без повторов и копирования себя самих?

С.Б.: Мы очень гордимся тем, что наш театр теперь носит имя великого российского певца, уроженца нашего региона. И наша труппа подготовила целый спектакль «Дмитрий Хворостовский. Возвращение домой». В этой опере часть зрителей находится на поворотном круге, прямо на сцене. И мы крутим зрителей в разные «стороны» жизни Дмитрия Александровича, в разные периоды его творчества. И все это происходит в некой обсерватории, где открывается новая звезда, которой присваивается имя Дмитрия Хворостовского.

Что же касается экспериментов, то новая площадка лофта «Квадрат» в здании бывшего завода дает нам отличную возможность все время пробовать что-то новое и неожиданное. А на большой сцене можно тогда неспеша год готовить какую-то масштабную постановку. Такое разделение позволяет всей труппе всегда быть занятой творчеством, не простаивая, и отрабатывать интересные элементы, которые потом могут войти в спектакли главного репертуара.

Лофт – это старый заводской цех, совершенно иная среда, чем классический театр, которая сама располагает к экспериментам. И на эти эксперименты публика очень охотно откликается. Мы только начали развивать это театральное пространство, и результат пока очень обнадеживающий.

– Фактически, театр вдохнул новую жизнь в заброшенный завод?

С.Б.: Нам хочется верить, что так оно и есть. Именно для лофта «Квадрат» мы подготовили оперы «Пир во время чумы» Александра Маноцкова и «Марево» Кирилла Широкова, которые моментально полюбились публике.

Наш Красноярский государственный театр оперы и балета с географической точки зрения завершает российскую линию академических театров. Дальше него есть только Приморская сцена Мариинского театра во Владивостоке, то есть, фактически, тут центр расширяет свою географию. Мы же совершенно независимы в своей репертуарной политике, поэтому можем позволить себе самые разные эксперименты.

Красноярский театр оперы и балета сейчас находится настолько на виду в регионе, просто на ладони, что тут вообще нельзя ошибаться, каждая постановка получает серьезный отклик на всех уровнях. По некоторым направлениям мы взяли довольно авангардный курс, поскольку сибиряки не боятся риска. И у нас здесь, в Красноярске, есть шанс экспериментировать и искать новые направления в развитии искусства.

– Во времена Советского Союза все театры имели насыщенные гастрольные графики, что позволяло буквально всей стране следить за лучшими достижениями региональных театров. Как с этим обстоят дела теперь?

С.Б.: Мы и сейчас очень много гастролируем, может быть, меньше по стране, зато больше за рубежом. Каждый год часть нашей труппы отправляется на гастроли в Великобританию. Только недавно у нас закончились застроли в Астану, которые прошли с триумфальным успехом. Хотел бы специально подчеркнуть очень принципиальный для нас момент: наш театр имеет один из самых насыщенных гастрольных графиков по своему региону, если сравнивать с такими же показателями других региональных театров. Мы считаем, что жители огромного Красноярского края, на территории которого может поместиться почти четыре Франции, должны иметь возможность вживую видеть и оперу, и балет.

– Ни Вашим зрителям, ни Вашей труппе с Вами не скучно, настолько большой диапазон спектаклей, поставленных за десятилетия работы в Красноярске. А Вам самому что ближе, драма или комедия?

С.Б.: И то, и другое, поскольку почти во всех поставленных спектаклях можно найти синтез этих элементов. Но неожиданно для себя я увлекся и оперой-буфф, сложным жанром, требующим юмористических сцен, на которых нельзя скатиться в пошлость. И именно такая комическая опера «Груди Терезия» и стала лауреатом «Золотой маски».

Мы готовим еще одну комическую оперу – «Богатыри» Бородина. Это – исчезнувшая опера-фарс, которую пытались поставить два раза. И я чувствую, что мне бы хотелось двигаться в сторону комедии.

Когда первый раз поставили оперу «Богатыри» в 1867 году, Бородин был еще совсем неизвестен, «Князь Игорь» появился много позже. Либретистом «Богатырей» стал Виктор Крылов, и вместе с Бородиным они, фактически, сделали пародию на оперы и оперетты иностранных композиторов, которые заполоняли тогда сцены российских театров.

Тут были намеки и на Оффенбаха, и на Россини, и Мейербер, а также на оперу «Рогнеда» Серова, которую очень любил император и двор. Веселую пародию никто не оценил, оперу закрыли и долго о ней вообще не вспоминали. Сам Бородин вообще больше никогда не говорил об этой своей первой опере.

И только в 1936 году Демьян Бедный решил поставить ее вместе с Таировым. Они перенесли действие в Киевскую Русь под лозунгом «Лапотники всея Руси, переобувайтесь!» После первого же акта Молотов вышел из зала, и оперу опять моментально закрыли.

– А какой же лозунг будет у вас?

С.Б.: Мы перенесли действие в наше время, в 90-е годы, со всеми соответствующими эпохе шутками и хохмами. Не буду пока открывать секреты насчет лозунгов, но наш общий настрой таков: поэты – это богатыри культуры. Мы хотим, чтобы русская культура жила. Мы хотим, создавать что-то свое, интересное и талантливое, не копируя чужие кальки. Может быть, звучит все слишком серьезно, хотя в этой опере очень много смешного, и обыгрывается эта мысль с чувством юмора.

Вера МЕДВЕДЕВА
Le courier de Russie, 19 ноября 2020 года