Оперная труппа Красноярского театра оперы и балета имени Д. А. Хворостовского пополнилась басом с мировым именем – Владимиром Александровичем. За три месяца работы в Красноярске он успел ввестись в партию Гремина в опере "Евгений Онегин", а совсем недавно вышел на сцену в роли Ивана Грозного в мировой премьере оперы Александра Чайковского "Ермак".

Эффектная внешность, потрясающий голос, серьёзные музыкальные программы – таков белорусский уроженец Владимир Александрович. А петь он начал... ещё в роддоме. По семейной легенде, младенец так кричал в свои первые после рождения дни, что его пришлось со второго этажа перенести на первый и спрятать в самый дальний угол от других детей.

Как же он, живущий ныне в тёплой Италии и солировавший в оперном театре "Комунале" во Флоренции, оказался вдруг в сибирском Красноярске?

– Чуть больше года тому назад не стало моего маэстро, великого гения бельканто, достояния своей страны Франко Пальяцци, – рассказывает Владимир Казимирович. – Я стажировался в Италии, семь лет пел итальянский репертуар.

Мы с Франко Пальяцци, хотя ему было за восемьдесят, а мне 35, были хорошими друзьями. Он взял меня на закате своей жизни. Я последний его официальный ученик. К сожалению, русской музыки, о которой я скучал, не было. Я понял это внутри, как русский человек, хотя родился в Белоруссии. Мама и по сей день живёт там.

Находясь три месяца в Красноярске, осознал, насколько душа соскучилась по русской музыке. Этот клад даже не трогал, готовился морально, через полгода после кончины Франко Пальяцци начал искать свой театр в России. Меня не волновало, будет ли это Санкт-Петербург, Москва или что-то ещё. Набрал семь мест, и все отозвались.

В Красноярске это была заведующая оперной труппой Лариса Владимировна Марзоева, а я знал, что отсюда родом Дмитрий Хворостовский, с которым мы в Минске исполняли военный репертуар. Раз в год на 9 Мая меня вызывали в Москву на концерты либо Иосиф Давыдович Кобзон, либо Василий Семёнович Лановой.

Пел военную патриотику, потому что это у меня в крови, я на этом вырос. Однако русского оперного репертуара не трогал. Понимаете, что такое быть басом и не исполнить такие ведущие партии, как Борис Годунов, Кончак в "Князе Игоре", король Рене в "Иоланте", Гремин в "Евгении Онегине".

Русская музыка оказалась для меня сложнее – пришлось учиться заново: подача слова, фразы, одновременно с этим держать образ. У каждого ведь свой путь, своё время. Так совпало, был в Москве, чтобы встретиться с Василием Лановым, но он заболел, а в это время отозвалась Лариса Марзоева.

"Хорошо, – сказал я. – Прилечу, если вы сможете прослушать меня с оркестром". Приехал в Красноярск, исполнил – и мне предложили остаться. Понял, что здесь есть люди, которые меня понимают, по репертуару у меня есть что взять.

– Каковы впечатления от работы в "Ермаке"?

– С повышенной сложностью роли и нотного материала столкнулся в этой опере Александра Чайковского. К счастью, это мне подошло по внутреннему миру, по голосу, хотя, когда впервые увидел материал, был потрясён – с чего начинать? Это сейчас, когда исполнил, и в целом людям это понравилось, понимаю, что это моё.

Позвонил своим друзьям, работающим в московских и питерских оперных театрах, послал кусочек своего исполнения, а мне ответили: "Володя, наверное, пришло твоё время...". Вообще не представлял, как исполнить Ивана Грозного. Настолько сложно. Для меня всё было в диковинку.

До премьеры не получалось до конца, но на первом спектакле я был практически близок к образу, а на втором – на 99 процентов. Конечно, нет предела совершенству...

В целом мне есть что поискать, но для данного этапа сделанным доволен. Однако работа продолжается, как нормальный творческий процесс. И в сентябре, когда будет открываться сезон, нужно дать людям чуть побольше. Опера "Ермак" может быть кем-то понята, кем-то нет, но в целом получился красивый спектакль, в котором для меня написана великая партия, позволившая раскрыться и донести образ до зрителей.

– Ваша дочь, в отличие от вас, не стала музыкантом?

– С трепетом наблюдаю за ней. Она учится в медицинском вузе в Минске. Спортсменка. Чемпионка мира, Европы, мастер спорта по тайскому боксу.

Сам с четырёх лет рос без отца. На мне была огромная ответственность за маму, за бабушку, за дочь. Так получилось, что до 19 лет занимался кикбоксингом, получил техническое образование и стал электромонтёром, а дочь окончила музыкальную школу по классу фортепиано.

– Превратности судьбы?

– Я сел за фортепиано только в двадцать лет, не знал нотный стан, но меня, единственного в Белоруссии, взяли на учёбу в музыкальную школу, которую я, как и училище, окончил с отличием за три с половиной года, без начальной музыкальной подготовки.

И без проблем поступил в Нижнем Новгороде, где работал выдающийся педагог Евгений Григорьевич Крестинский. К сожалению, когда я приехал, он умер, о чём я, конечно, не знал. Ехал же я не в Москву или Питер, а конкретно в Нижний Новгород. Ради педагога. Таким в жизни я был всегда.

Точно так же поехал в Италию на конкурсы, а потом съездил к выдающейся оперной диве Мирелле Френи, жене великого баса Николая Гяурова, которая помогала мужу с итальянским репертуаром. Нужно искупаться в итальянской колыбели, чтобы всё это исполнять, а там же слово очень важно. Звучное мелодичное произношение помогает итальянцам в исполнении, а у нас, русских, язык глубокий, непростой для иностранцев – на уровне китайского.

И только сейчас я начал немножко привыкать к этому. Какой бы ты ни был титулованный, как бы тебя боженька ни целовал, без черновой работы, без труда, как говорится, не выловишь и рыбку из пруда. А здесь ты будешь просто не понятен. Где, как не в Сибири, рождаются замечательные, крупные голоса, но это до поры до времени – природа ведь заканчивается, а дальше нужно умение. Певец – это человеческий комплекс: он должен знать историю искусств, актёрское мастерство...

В Италии мне сказали: дай Бог, чтобы ваш голос был на десятом месте – нужны знания. Во время обучения во Флоренции, кроме вокала, преподавали живопись, фехтование, верховую езду.

– У вас были впечатляющие мастер-классы с великими исполнителями – Еленой Образцовой, Артуром Эйзеном, Евгением Нестеренко...

– ...Ирина Архипова, Павел Лисициан, Иван Петров (Краузе). Когда ещё на первом курсе консерватории приехал в Москве на конкурс Bella Voce ("Прекрасный голос"), то был под таким впечатлением, что Иван Иванович посадил меня впереди и сказал: "Законы нашего искусства, молодой человек, вы поймёте позже, но я смотрю на ваши глаза и понимаю, что вы жить без этого не можете".

И то же самое, только по-итальянски, сказал мне потом мой педагог Франко Пальяцци. Иван Иванович в музее Шаляпина в Москве написал мне на программке: "Трудиться! Трудиться! Трудиться!"

Вырос я в деревне, где помогал бабушке с дедушкой гонять коров, ходить за плугом, вырастил двух лошадей. Моими подарками ко дню рождения были не машины и мотоциклы, а выращенные мной кони, которых надо было понимать, кормить, пасти. И до сих пор я всё это знаю и помню. Понимаю землю, как это, если мыслить высоко в искусстве.

Это сочетание помогает мне найти тот или иной образ или отношение к своим коллегам, которые рядом со мной. Пусть нахожусь не в столичных театрах, но ощущаю себя высоко, потому что в Красноярске тоже профессионалы не в меньшей степени. Ведь и столичные театры в большей степени заполняют люди отсюда или из российской глубинки.

– Иван Петров сыграл в фильме "Всадник без головы" охотника Зеба Стампа, а вашу яркую внешность кинематографисты не замечали?

– Мне предлагали сниматься, но не было времени – я стажировался в Италии. Работать же хочу либо в патриотических фильмах, либо связанных с моей профессией. Иное чужеродно для меня по восприятию. Если делать, то очень хорошо, а на плохо не согласен.

– Что для вас – патриотическая тема?

– Это то, за что дрались наши деды. Когда пою песни, то нет меня и моего голоса, а есть то, что написали композиторы, потому что делал программы с лучшими из лучших. Даже с Димой (Хворостовским. – Прим. ред.) удалось познакомиться. Иосиф Кобзон, Василий Лановой поставили эти песни на такой высокий уровень...

Как можно молодёжи и даже заслуженным исполнителям изобретать колесо, чтобы спеть, например, "Землянку" в стиле босанова? Зачем? Образования не хватает или не слышите? Задача каждого человека – сохранить традиции, а потом выдумывайте. Так вот, когда вы сохраните, не будете выдумывать.

Когда это делаю, вижу глаза людей, в которых честные ответы на вопросы. И какие счастливые они выходят из зала...

– Тема войны, наверное, в крови каждого белоруса?

– И никуда это не денешь, потому что пало всё на Белоруссию. Мы погибали практически первыми.

Рождённый на земле, я до вечера работал, а затем меня отпускали поиграть, если хватало сил. Однако знал, что с утра нужно вставать и помогать бабушке доить коров. Не стесняюсь этого, а горжусь. Это помогало мне находить ответ в искусстве – уметь трудиться до последнего вздоха. Если не будешь этого делать – тебе нечего будет сказать людям.

Кажется, какие сейчас голоса! Слушаешь и диву даёшься. Потом прислушиваешься, особенно это бывает на конкурсах, поёт второе-третье произведение – и тебе уже скучно. Это как золотая птичка в клетке – ей нужна свобода. Мы не можем петь только то, что нам нравится.

– Как долго собираетесь пробыть в Красноярске?

– Почувствовал, что могу здесь быть нужным. Можно ездить и тратить на это время. Приезжать в десятый состав. Ждать дикой очереди. Конкуренция огромная. А я приехал работать. Мне сразу дали многие ведущие партии. И время на ближайшие два-три года у меня расписано.

Сергей ПАВЛЕНКО
"Красноярский рабочий", 21.07.2019 г.