Новосибирский дирижер Эльдар Нагиев пришел в оркестр Красноярского театра оперы и балета имени Дмитрия Хворостовского в этом сезоне и уже запомнился публике исполнением таких оперных и балетных спектаклей как «Аида», «Евгений Онегин», «Иоланта», «Орфей и Эвридика», «Жизель», «Лебединое озеро» и «Щелкунчик». Первой самостоятельной постановкой маэстро в Красноярске станет премьера балета А. Адана «Корсар», которая состоится 19, 20 и 21 мая. 

– Эльдар, какие особенности у партитуры «Корсара»? 

– Наверное, смешно прозвучит, но ее можно сравнить с лоскутным одеялом. Над этой музыкой работали разные композиторы, поэтому в ней много вставок – раньше все время что-то менялось под определенных танцовщиков. Мы в своей постановке тоже изначально идем от оригинальной хореографии Юлианы Малхасянц, где необходимо расставить свои акценты, оркестровать партитуру в нужной стилистике – где-то усилить звучание одних инструментов, где-то других. Это большая кропотливая работа – и для меня как для дирижера, и для наших концертмейстеров Андрея Лукьянца и Ольги Карнаковой. У нас в оркестре даже появилось свое сленговое выражение: сделаем оригами. (Смеется.) Сыграли одну версию, попробовали другую, третью, снова вернулись к первой, убрав лишнее. Это довольно рутинный процесс, но благодаря такой тщательности, надеюсь, музыка приобретет наполненность, способную отразить все нюансы замысла хореографа. Мне очень приятно, что Юлиана доверилась моему музыкальному вкусу и предоставила мне в этом практически полную свободу. Выпуск «Корсара» на достойном уровне для меня сейчас самое главное. Хочется сыграть так, чтобы действие на сцене всех захватило и прошло на одном дыхании. Этого можно добиться только в синтезе музыки и танца. 

Вообще люблю, когда в спектакле все в синтезе. Для меня задача номер один в работе с балетом – чтобы спектакль получился эффектным с балетной точки зрения и музыкальным – с оркестровой. Тогда он запомнится и зрителям. 

– А что для вас важно в работе с оперой? 

– Если с танцовщиками, в первую очередь, занимаются балетмейстеры и педагоги, то с вокалистами все выстраивает непосредственно дирижер. Здесь очень важно объединить их голоса с оркестром. В январе, когда мы исполняли «Иоланту», особенно настаивал на этом, объяснял певцам: вы должны продолжить пением то, что уже сыграл оркестр, знать, какой голос звучит вместе с вами. Понимаете, есть оперы, где у оркестра больше аккомпанирующая функция – например, у Доницетти или Россини. А оперы Чайковского считаются симфоническими произведениями с певцами, поэтому я их особенно люблю. 

Самое сложное – когда ты способен исполнить музыку так, словно сам ее сочинил. Для этого необходимо детально знать не только ее структуру, но и эпоху, в которой жил композитор. Чем сильнее в это погружаешься, тем ближе становишься к автору, проникаешь в самую сущность его сочинения и, пропустив его через себя, доносишь до слушателей. Это я могу сказать по своему опыту и скрипача, и дирижера. 

– Кстати, как шло ваше движение от одной профессии к другой? 

– Окончил музыкальную школу в Новосибирске и консерваторию в Санкт-Петербурге как скрипач, в 18 лет был приглашен в оркестр Мариинского театра. Потом прошел стажировку в университетах Вены и Граца, больше десяти лет проработал в разных европейских оркестрах, симфонических и филармонических, и по сей день являюсь концертмейстером оркестра Новосибирского театра оперы и балета (НОВАТа). А к дирижированию меня потянуло еще в юности, когда начал работать в оркестрах. Сначала неосознанно, когда с восхищением наблюдал за Валерием Абисаловичем Гергиевым. А сознательное желание заняться этой профессией ощутил в Германии лет двадцать назад, когда мы с дирижером Юстусом Францем исполняли Вторую симфонию Рахманинова, и меня эта музыка вдруг тронула до слез, просто до мурашек. Хотя у нас было множество репетиций, но именно на концерте я испытал столь сильные эмоции. Тогда подумал: а что же чувствует дирижер, как он должен владеть всем оркестром, суметь направить музыкантов в нужное русло, чтобы такую музыку пронести от начала до конца? И все, с тех пор постоянно об этом думал. Прочел знаменитые книги Ильи Мусина «Искусство дирижирования» и «Техника дирижирования», пересмотрел множество записей репетиций известных дирижеров, еще на видеокассетах. А позже, хотя у меня к тому времени успешно складывалась карьера в хороших европейских оркестрах, принял решение учиться симфоническому дирижированию. 

– Почему вернулись на учебу в Новосибирск? 

– Мне нужно было найти место, где можно было бы и учиться, и работать. В то время я был концертмейстером в Камерном оркестре Лапландии, в городе Рованиеми на севере Финляндии, где нет консерватории. Если бы работал в Хельсинки, наверное, остался бы там учиться. Также думал о том, что, возможно, поступлю на дирижирование в Санкт-Петербурге, продолжая работать в Финляндии. Но быстро оставил эту идею, потому что учеба требует серьезного погружения, на это нужно не меньше пяти лет, как и в освоении любой специальности. Так все сошлось на Новосибирске. Там мои родители, я поступил к потрясающему педагогу и дирижеру Алексею Анатольевичу Людмилину, мне предложили должность концертмейстера в театре оперы и балета, а вскоре там же создал семью. С Яной, моей женой, мы когда-то вместе учились в музыкальной школе, а сейчас играем с ней в театре, она пианистка. 

– Планируете и дальше совмещать скрипку и дирижирование? 

– Знаете, мой профессор Антонина Максимовна Казарина, первая в Советском Союзе женщина-концертмейстер, проработавшая 40 лет в Мариинском театре, говорила мне, когда я уже стал дирижером: «Эльдарчик, только до последнего не бросай скрипку, пока можешь, играй». Пока удается. Но дирижирование для меня – следующий этап моей профессиональной жизни. Мне кажется, через эту призму сейчас познаю мир заново. И по возрасту, и по опыту, думаю, как раз подошел к тому, чтобы раскрыть себя на этой стезе в полной силе. Последние восемь лет руковожу Новосибирским юношеским симфоническим оркестром имени В. Я. Янковского, в котором когда-то, еще будучи учеником, играл на скрипке. 

Также очень благодарен Дмитрию Михайловичу Юровскому, когда он, возглавив НОВАТ, сначала предложил мне стать его ассистентом, а позже доверил самостоятельные постановки – очень многому у него научился и продолжаю учиться. Он же пригласил меня работать в Красноярск, чему я тоже очень рад – в театре замечательная команда, мне приятно с ней работать. Моим первым спектаклем здесь стала «Жизель» – один из самых сложных классических балетов, серьезное испытание для дирижера. Там, начиная с первого акта, идут бесконечные вариации – такая смена темпов и смена солистов за короткий промежуток времени, что только держись! (Смеется.) Но это, считаю, отличное знакомство с новым театром. Большинство произведений, которые исполнил за сезон в Красноярске, мне уже были знакомы прежде, но есть и новый опыт – «Орфей и Эвридика» Глюка, вскоре встану за пульт оперы «Ермак» Александра Чайковского, в июле мы покажем ее еще на гастролях в Москве. С удовольствием принял предложение ведущей солистки оперы Веры Павловны Барановой продирижировать ее творческим вечером, исполнил на нем также одно произведение на скрипке. Я восхищаюсь ее талантом и надеюсь еще не раз выступить вместе с этой прекрасной певицей. 

– Что вам как музыканту дает театр? 

– Мне кажется, он дарит вообще всю палитру эмоций, которые человек может пережить, слушая музыку. Театр – это любовь, именно в нем началось мое профессиональное становление, и я совершенно не представляю своей жизни без театра. Причем лучший отдых для меня – смена жанров: от оперы – к балету, от балета – к симфонии, к какой-то музыкальной сказке. Мне интересна разноплановость, не вижу смысла ограничивать себя чем-то одним. А театр как раз дает возможность исполнять разные произведения. 

Елена КОНОВАЛОВА, фото автора
"Опера & Балет" №9, май 2024