Красноярский оперный театр вновь пробует свои силы в жанре оперетты: благодаря его культуртрегерской инициативе «Синяя Борода» Оффенбаха вернулась в российский музыкальный контекст.

Красноярский театр оперы и балета имени Дмитрия Хворостовского продолжает демонстрировать взятые несколько сезонов назад высокие темпы: нынешняя оперная премьера, если вести отсчет от начала осени, — уже третья. В ноябре труппа представила невиданный раритет — оперу забытого ленинградского композитора Даниила Френкеля «Бесприданница» (как раз к юбилею великого русского драматурга Островского), на новогодних каникулах — редкую оперу Чайковского «Опричник» (спектакль перенесли из Михайловского театра). А теперь театр обратился к более жизнерадостному жанру, предложив зрителям премьеру оперы-буфф Жака Оффенбаха «Синяя Борода».

Хотя в сибирском мегаполисе есть профильная труппа для оперетт, музкомедий и мюзиклов — Красноярский музыкальный театр — Оперный тоже отставать не хочет, и наряду с трагедиями и драмами периодически обращается и к легкому репертуару.

Оперы-буфф Оффенбаха часто (и справедливо) называют опереттами: признаки этого жанра в них сильны — относительная легкость вокальных партий, развлекательный характер музыки, основанной на парижской городском фольклоре середины позапрошлого века, развернутые разговорные диалоги или даже целые сцены. При этом его оперетты все же гораздо ближе к операм, чем у других авторов — музыка и пение являются здесь драматургическим двигателем действия, а не носят иллюстративно-оживляющий характер. Недавняя премьера в московском Театре Станиславского «Робинзона Крузо» хорошо продемонстрировала, насколько оперной по сути является опереточная музыка Оффенбаха, а уж когда она звучит в качественном исполнении оперных артистов, то, кажется, именно там ей и место.

Эта особенность была очевидна и на премьере «Синей Бороды» в Красноярске. Исполнение оперных певцов порадовал: не очень сложные, по большей части, арии и куплеты были исполнены красивыми, звучными голосами. Особенно запомнилось пение центральной пары — легкий, грациозный баритон Дениса Гречишкина (титульный герой) и обворожительное, полное эротизма меццо Виктории Кангиной (его возлюбленная Булотта). Театр прибег к звукоусилению, видимо, опасаясь, что разговорные диалоги будут плохо слышны, но, кажется, это было чрезмерным — поставленные голоса оперных солистов прекрасно себя чувствовали бы и в пении, и в речитациях, а вот постоянное переключение с естественной акустики на микрофонную (при переходе с пения на разговор) разрушало звуковую ауру спектакля.

Но, как известно, у медали две стороны. Органичные в пении и вообще в существовании в контексте музыки оперные артисты, ожидаемо оказывались не слишком убедительными в сугубо опереточных фрагментах спектакля. Разговорные сцены «проседали», были лишены естественности и динамики, оказывались затянутыми и порой скучными. Не вполне исправили ситуацию многочисленные шутки, как традиционные для оперетты, так и более современные, которыми обильно снабдили пьесу. Вина в этом не только на певцах — эти фрагменты были недостаточно тщательно поставлены, с актерами видимо мало работали, не добившись от них легкостью опереточного стиля. Это касалось и «кинофрагментов»: часть разговорных диалогов были записаны на видео и давалась на занавесе как в настоящем кино. Даже тут постановщикам не удалось добиться уровня убедительной драматической игры. Музыкальная же часть спектакля, действие на и под музыку, удались авторам спектакля гораздо больше. Чувствовалось, что режиссура именно музыкального театра им намного ближе и понятнее.

«Синяя Борода» — одна из известных опер-буфф «моцарта Елисейских полей», однако в нашей стране она давненько не звучала. Режиссер Сергей Новиков, работающий в Красноярске уже не в первый раз, использовал смесь из нескольких либретто (оригинальное Анри Мельяка и Людовика Галеви, а также русский вариант Ольги Ершовой с использованием фрагментов пьесы Елены Гальпериной и либретто Юрия Димитрина) и изрядно актуализировал содержание пьесы.

В его версии Синяя Борода — не средневековый рыцарь-маньяк (как в оригинале у Шарля Перро), а киномагнат, конкурирующий с другим подобным воротилой Бобешем. Все действие происходит на киноплощадке и вокруг нее. Текст насыщен современными фразочками, цитатами из кинокартин (в основном советских), а также шутками, видимо, близкими театралам Красноярска. Здесь подобное актуализаторство в целом смотрелось уместно: жанр оперетты допускает внедрение элементов современности и местного колорита. Да и сам фарсовый по своей сути опус Оффенбаха был написан на злобу дня, в этом во многом состоит его драматургическая соль: от зловещей истории про семь убиенных жен в опере-буфф не осталось и следа, все обращено в каскад шуток-прибауток. Подобным же образом ранее композитор поступил и с античными богами в «Прекрасной Елене» и с «Орфеем в аду», спустив их в буквальном смысле слова с небес и котурн.

Удачный визуальный образ придумала Мария Высотская, отважно смешав стили и эпохи — современность, декаданс, Вторую империю (время Оффенбаха), барокко-рококо… Особенно элегантными у нее получились костюмы. Эффектнее всего выглядела парадная зала в жилище Бобеша в розово-сиреневых тонах, где разворачивались финалы обоих действий. Точные световые акценты (Руслан Майоров) и реалистичный видеоконтент (Дмитрий Иванченко) привносили элементы кинореалий в спектакль. Здесь они были и уместны в содержательном плане (вследствие переноса истории в киномир), и находили отклик у публики, воспитанной кинематографом, телевидением и интернетом.

Маэстро Александр Юдасин добился от этой незатейливой, но приятной музыки необходимых изящества и легкости — хор (хормейстер Дмитрий Ходош) и оркестр звучали слаженно и обаятельно. Добротными были и вокальные работы, в которых чувствовалось понимание стиля композитора, стремление уйти от оперной тяжеловесности в сторону опереточной грациозности. Музыкальное новшество авторы спектакля себе позволили только одно — незабвенная баркарола из «Сказок Гофмана», музыка узнаваемая и любимая, прозвучала и в «Синей Бороде». Стилистически она несколько выбивалась из музыкального контекста партитуры, однако вольность стоит признать все же удачной — красота и притягательность этого номера стоят того, чтобы его инсталлировать, пожалуй, в любую оперетту Оффенбаха. Кроме того, надо помнить, что сам он не раз делал подобные перестановки и вставки в своих произведениях.

Александр МАТУСЕВИЧ
«Культура», 02.02.2023