В Красноярске поставили забытую оперу забытого композитора: «Кавказский пленник» Цезаря Кюи вернулся в отечественный репертуар спустя сто лет. Премьеру прошлого сезона теперь увидела и Москва – показом на сцене Детского музыкального театра имени Наталии Сац завершился Второй фестиваль музыкальных театров России «Видеть музыку».
Из пятерки композиторов, именуемой «Могучей кучкой», Цезарь Кюи – самый невостребованный. Профессор фортификации и едкий музыкальный критик, старший из кучкистов и проживший самую долгую жизнь (он умер в голодном революционном Петрограде в 1918-м) сегодня он известен лишь парой романсов, а больше – упоминаниями в словарях и энциклопедиях рядом с соратниками-титанами. Из его солидного оперного наследия в репертуаре отечественных театров нет-нет, да промелькнет что-то из написанного для детей (чаще других – «Кот в сапогах»), а из больших полотен не задержалось, увы, ничего. Очень редко, как правило, к какому-нибудь пушкинскому юбилею и в довесок к другим «Маленьким трагедиям» вспоминают о его «Пире во время чумы». И таковая ситуация наблюдается почти все столетие, прошедшее с момента ухода композитора из жизни.
Справедлив ли приговор истории? Оспорить его попытались в Красноярском театре оперы и балета, обратившись к большой опере Кюи по Пушкину – «Кавказскому пленнику». При жизни автора его первый опус шел на сценах Москвы и Петербурга, Киева и Харькова, имел даже одну зарубежную постановку (в бельгийском Льеже), пользовался умеренным, но все же успехом у публики.
Роскошные горы Кавказа на заднике и на суперзанавесе (художник Анна Контек), колоритные лезгинки, врывающиеся на сцену в различных картинах оперы (хореограф Сергей Бобров), пиршество для глаз от аутентичных кавказских костюмов – спектакль красноярцев делает попытку представить забытую оперу во всей ее первозданной привлекательности. Подход, не вызывающий вопросов: для того, чтобы интерпретировать произведение, его осмыслить и может быть переосмыслить, дать в перспективе оригинальную концепцию, его не плохо было бы для начала просто узнать – распробовать, раскушать, понять. В предлагаемые обстоятельства абсолютно традиционной рамы эстонский режиссер Неэме Кунингас, ныне главный в Красноярском оперном, мастерски вписывает мизансцены, делает профессиональные разводки, выстраивает драматургию отношений героев, следуя за партитурой – тут ни к чему не придерешься. Спектакль убеждает своей добротностью и визуальной притягательностью. Некоторое интерпретационное вмешательство в текст все же имело место: петербургский маэстро Владимир Рылов вместе с автором концепции и худруком театра Сергеем Бобровым сделали редакцию либретто, привнеся в пушкинский сюжет мотивы богатой русской кавказианы – от Лермонтова и Толстого. Ход тоже, в общем-то, уместный. В том числе и за счет этого, несмотря на свой «историзм», спектакль оказывается актуальным – как актуальна до сих пор, спустя столетия тема Кавказа: тема любви и ненависти, дружбы и войн, соседства и поиска компромисса, сложных, но очень близких отношений русских и горцев.
Ну а что же Кюи? Грамотно скроенная драматургия оперы (хотя в полной мере ее оценить невозможно из-за весьма существенной перекройки оперы авторами спектакля), перемежающая лирические и драматические сцены с колоритными хореографическими зарисовками, приятные мелодии и нераздражающие, а чаще ласкающие слух гармонии, красивые арии и ладно написанные развернутые ансамбли – петь и слушать это весьма комфортно. Одно но: стойкое ощущение, что встречался ты с этим уже не единожды. При чем, на удивление, музыка навевает воспоминания вовсе даже не об опусах товарищей-единомышленников по «Кучке», а скорее о творчестве композиторов из «конкурирующей фирмы» - Чайковского или даже Рубинштейна. Печать вторичности и отсутствие ярко выраженной индивидуальности вопиющи в этой среднестатистической опере точно 19 века (ошибиться невозможно), а вот сказать какого именно композитора – не зная наверняка, угадать будет очень сложно.
Тем не менее, данное обстоятельство ни в коей мере не умаляет смелости шага красноярцев. В конце концов, сегодня из небытия достается столько давно отсеянных историей опер (один барочный бум чего стоит), которым, что называется, грош цена в базарный день, что невольно напрашивается риторический вопрос – ну а почему бы, собственно, и не Кюи? Все-таки наша национальная оперная школа, Пушкин опять же, классика, да и тематика – животрепещущая.
Дивиденды «Пленника» здорово повысило качественное исполнение, которое обеспечил театр, за что ему честь и хвала. Это отлично поставленные и исполненные танцы, это очень крепкий оркестр и достойный хор (хормейстер Дмитрий Ходош), это, наконец, квартет молодых солистов, в целом поющий хорошо, хотя и не без замечаний. В Москве он звучал увереннее, чем на премьере в Красноярске, особенно ко второй половине оперы, – сказалась, видимо, прокатная практика спектакля, который теперь уже впет и ему не помешало даже испытание гастролями за тридевять земель на чужой сцене. Лидером вновь оказался Александр Михалев (Абубекер) с баритоном удивительной красоты, ровности, экспрессии и небывалой в опере четкости дикции. Густое сопрано, почти меццо по тембральному колориту, Ксения Хованова (Фатима) тем не менее, уверенно справлялась с высотами партии. Лирическому меццо Дарье Рябинко практически контральтовая партия Марьям, наперсницы главной героини, низковата – она написана еще в старых канонах, когда под русскими меццо понимались голоса огромные, сочные, драматические, но все же Рябинко спела ее качественно и выразительно. Титульную партию русского пленного офицера когда-то певал великий Собинов: одолеть плотную оркестровую фактуру лирический тенор может только за счет полетности, звонкости голоса, чего Сергею Осовину на московских гастролях вполне удалось достичь.
Александр МАТУСЕВИЧ
"Музыкальный Клондайк", ноябрь 2017 г.
