Как у любого театра, у Красноярского театра оперы и балета идей обычно больше, чем возможностей. А поскольку афишу он пополняет регулярно и об уровне спектаклей печется, к переносу идей в реальность здесь тоже относятся творчески. Сейчас Красопера попросил у коллег из московского МАМТа оперу "Орфея и Эвридику", когда-то шедшую на Малой сцене. Резонанс той постановки был прекрасный, костюмы и декорации хранились в запасниках, и поскупиться МАМТ никак не мог: ставила спектакль нынешний главный режиссер и художественный руководитель оперной труппы Красноярска Ирина Лычагина.

Вообще-то межтеатральные коллаборации применяют в мире давно, и по мере ухода культурных реалий в "цифру" и удорожания живого театра будут только расширяться, так что Красопера выступила в тренде. Уже после нынешней премьеры стало ясно, что затеянное от нужды помогло театру убить двух зайцев: сберечь бюджет и, сверх ожиданий, совершить качественный художественный прорыв. Старейший в Сибири театр имени Хворостовского при всех его богатых традициях вокала прежде к поздней барочной опере не подступался. "Орфей и Эвридика" Глюка стала первой такой постановкой – и удачной.

Театр чуть-чуть рисковал. При поминании солидного имени Кристофа Виллибальда Глюка и приклеенного к нему звания "реформатор оперы барокко" зритель, привыкший к знакомой до оскомины русской опере в парчовых телогреях, мог испугаться. Но театр безо всякой спеси объяснил публике свой выбор и то милое обстоятельство, что хитовая "Мелодия" из этой оперы многим знакома по рекламным роликам и звонкам мобильных. Судя по реакции полного зала, просидевшего оба действия в два часа не шелохнувшись, публика приняла "Орфея" легко. Труппе пришлось гораздо труднее.

Не скрывая своего почтения к Глюку и оставив его канву "Орфея" без изменений, режиссер Ирина Лычагина нашла рядом дивный второй сюжет. Глюк был учителем музыки Марии-Антуанетты и композитором двора, и по логике театральной фантазии схождение Орфея в ад в попытке спасти любимую отзывается историей графа Акселя фон Ферзена, пытавшегося спасти свою любимую, Марию-Антуанетту. Дальше находка обросла комом других. Режиссер представила, как свита и слуги развлекали свою королеву домашней постановкой "Орфея и Эвридики" в канун ее бегства из дворца. Как любимицы-фрейлины распределяли между собой роли. Как мученики ада были до боли похожи на управляемую массу не античной, а современной Марии-Антуанетте эпохи, а надсмотрщики преисподней – на якобинцев французской революции.

По форме сложился давно проверенный театром "спектакль в спектакле", этот прием не сделал какой-то из двух сюжетов приоритетным и не исказил пропорций. Все намного лучше. Найдя предполагаемые обстоятельства внутри заданных местом и временем Глюка, режиссер создала по-барочному изящную и классицистски безупречную рамку, увидев в объединении сюжетов новый объем.

Идея очевидно пришлась по вкусу музыкальному шефу и главному дирижеру театра Дмитрию Юровскому. Маэстро с его безупречным профессиональным бэкграундом очень помог оркестру звучать качественно. Как он с этим справился, понять нельзя; привыкший к "крупному помолу" красноярский оркестр он получил в руки только в этом сезоне. Конечно, для исполнения барокко в оркестр пришлось приглашать подкрепление из столичных специалистов (арфа была прекрасна), и шероховатости в ансамблях тоже случались, но музыканты себя превзошли; предположить, что в этом зале будет звучать "Орфей" такого уровня, еще год назад было невозможно. Дмитрий Юровский не заявлял об оригинальности трактовок или аутентичности акцентов, а притом оркестровые фрагменты оба премьерных вечера доходили до изысканности. Публика получила обещанную ей страстную, эмоциональную и невероятно красивую музыку.

За еще одно удивительное свойство спектакля благодарить нужно не только режиссера и дирижера, но и художника-постановщика Карину Автандилову: небольшая по формату опера превратила большой зал театра в уютное, почти камерное пространство. Огромное французское окно вместо задника то сияло, как версальские покои, то схлопывалось клеткой для грешников ада (всполохи огня делал художник по свету Андрей Костюченков). Притом частично битые стекла и громоздящиеся по бокам сцены короба для переезда, по которым опасливо спускается Орфей, и скромно посаженная с краю, с ножками на пуфик, смотрящая свой спектакль Мария-Антуанетта (безмолвная артистка балета) свидетельствуют, что прежнего порядка уже не будет – только тревога, схождения в ад да тень гильотины.

Вокал мог бы стать уязвимым звеном во все спектакле, но нет. Все-таки общий певческий уровень в Красноярске завидный; еще вчера ходивший боярами хор прекрасно мается в геенне, не упуская случая подавить зал своим форте (все сцены с ними пропевал главный хормейстер театра Дмитрий Ходош). Солисты без провалов справляются с каверзами речитативов и итальянским, да еще танцуют придворные танцы времен Людовика XVI (чудесный апгрейд – художественный руководитель балета Анна Жарова). Первая Эвридика была чуть резковата, вторая чуть простовата, чем усилили сюжет – обе любимые женщины могли погубить героя. Ведь как бы ни была важна наивная Эвридика, "Орфея…" нет, если нет Орфея. Тут главная безусловная удача кастинга – Екатерина Лукаш. С тех пор как подобные роли перешли от кастратов к дамам, за эту роль берутся только очень смелые меццо-сопрано (включая Полину Виардо), и дивная Лукаш попала в роль не только свойствами на редкость выносливого голоса, но и типажом ненатянутого, даже целомудренного андрогина. В награду за удачу судьба послала ей испытание: солистке пришлось петь все три премьерных вечера – за себя и за заболевшую коллегу Викторию Кангину, чей Орфей, по слухам, тоже достойный.

В спектакле масса важных деталей. Например, алое колье, что застегивают на шее королевы ближе к финалу. Или танец фурий, прозвучавший у оркестра грозно и театрально. Или торт в виде головы Орфея, отсылающий не только к античному мифу и эшафоту, но и к Арчимбольдо и к решениям художников группы AES+F, придумавших схожее для "Турандот" Театра Массимо. Увиденный королевой домашний спектакль со схождением в ад словно готовит ее к гильотине и путает в реальности. Она не знает, кто ее верный Орфей, а кто – эгоистичная Эвридика, кто бросит, а кто с ней дойдет до конца. И отстраняющая от ада и революции дивная музыка останется единственным эстетским обезболивающим от действительности, отзываясь для публики злобой дня.

Около года назад Красопера полностью поменяла художественное руководство, пригласив Ирину Лычагину, Анну Жарову, Дмитрия Юровского; нынешняя премьера – удача новой команды, а также умеющей принимать решения Светланы Гузий, человека из тройки самых адекватных шефов российских ТОБов. Проживший больше двух с половиной веков "Орфей и Эвридика" превратился в современный спектакль, дающий шанс думать над его расширенными смыслами или наслаждаться красотой. Ради чего, собственно, и ставят сегодня оперы.

Лейла ГУЧМАЗОВА
"Российская газета", 26.03.2024